Верни меня к жизни, волк

— Ты невероятная, — выдохнул он, и вновь огненный импульс блаженства пронзил мои ноги. Я снисходительно улыбнулась, хотя не могла не признать, что мой новый образ чудодейственно прибавляет уверенности в себе. Это было то, что необходимо, чтобы я почувствовала себя нормальным человеком, даже если для этого пришлось перестать быть им… Мои ощущения изменились — я стала быстрее, выносливее и сильнее. Вкусы тоже, но к этому можно привыкнуть.

По большей же части я чувствовала себя прежней. Обновленной, счастливой, без пяти минут влюбленной в образ в зеркале, поразительно сексуальной и совсем не злобной. Больше всего завораживали, конечно, ноги: Линет сознательно нарядила меня в короткое платье и высокие каблуки, чтобы особенно подчеркнуть нижнюю часть тела. Но не стройность ног поглощала все мои мысли, а вернувшаяся чувствительность!

У доктора Шиммера оказались по-настоящему выдающиеся способности, он провел блестящую операцию на моем позвоночнике, совершив чудо.

Я проспала все веселье: Крис обратил меня прямо в реанимации, пока Линет стояла на стреме, предварительно активировав пожарную сигнализацию, чтобы отвлечь медперсонал.

Это было рискованно, но гораздо важнее было укусить меня вовремя, а не когда станет поздно, и восстановленные нервные окончания вновь огрубеют.

Похищать меня из больницы не имело смысла: свежим шрамам нужен был полный покой, шевелить и передвигать меня было крайне неблагоразумно.

Я очнулась уже волчицей, хотя тогда еще не знала об этом. Обнаружила след от зубов на ладони, когда он начал ужасно чесаться.

Улыбнулась драгоценной метке любимого — лучшему подарку, какой он только мог приподнести. Тревоги почти не испытывала, морально была готова.

Поначалу ничего не происходило, только зуд становился все сильней. И еще заживление — оно шло чересчур быстрыми темпами, доктор начал это замечать. Правда, списывал все на молодость, а не на мистику.

Мы убрались из клиники раньше, чем изменения стали заметны. Мать с отцом считали, что я прохожу реабилитацию, доктору Шиммеру пришлось сказать, что долечиваться я уеду в другое место. Мне оставалось лишь позванивать иногда родителям.

Крис и Линет привезли меня в загородный дом, который стая Тэмиана сняла незадолго до моего прилета. Здесь мне и предстояло полностью переродиться.

Это было не такое уж и страшное, но довольно нервирующее действо.

Зуд увеличивался и рос вместе с Луной, пока не поглотил мои мысли, требуя всего внимания целиком.

Хоть я и понимала, что происходит, не могла контролировать раздражения. Оно разливалось по всему телу и к полнолунию приобрело совершенно определенную форму: превратилось в голод.

И все же самым ярким моментом моего преображения стали не раздражение и не голод, а еле заметный зуд там, где его давно не было.

— Что такое? — шепнул Кристав, когда я шокированно уставилась на свои ноги, заставляя пальцы пошевелиться.

Вот же, щекотка то тут, то там, то на пятке, то под коленом. Мышцы не реагировали, но это теперь было делом времени, я уверена.

Мысль о том, что операция оказалась успешной, привела меня в полный восторг. Надежды на то, что я скоро смогу ходить, оказалось достаточно, чтобы вытерпеть любые мучения.

Полное превращение я запомнила плохо. Стая Люмье проводила все дни полнолуния в подвале, запирая двери и окна на замки и добровольно надевая цепи.

Без прямого попадания лунного света в глаза в целом сохранялся человеческий облик, и ребята просто скучали в домашней обстановке, пережидая опасный момент.

Но со мной все было по-другому. Меня необходимо было «выгулять», чтобы завершить цикл. Без полного превращения в зверя исцеление могло остановиться.

Так что меня оставили в клетке под открытым окном, где я взволнованно ждала своей участи, внимательно наблюдая за ощущениями.

Все началось ближе к полуночи. Я еще не видела в черном небе луны, но мои мышцы вдруг стали наливаться силой и увеличиваться в размерах.

Оказалось чудовищно трудно удержать разум чистым, он стремительно исчезал, подавленный звериной сущностью.

Примитивные мысли полностью завладевали телом: бежать, чтобы избавиться от лишней энергии, рвать и ломать, чтобы снизить агрессию, сожрать что-нибудь сочное и свежее, чтобы сведенный судорогой желудок перестал донимать.

Само превращение я не осознала. Как прошла ночь, не ощутила. Запомнились только смутные фрагменты, по большей части эмоциональные: ненависть к слишком прочным прутьям решетки, тоска по свободе, ярость и злость.

Барашек, которого привязали рядом со мной в клетке, к утру оказался растерзан, и мне было жаль его. Но ощущение сладостного вкуса на языке было единственным приятным воспоминанием ночи.

Проснувшись, я даже не сразу поняла, что на своих двоих бросилась к решетке.

— Эй, где все? — позвала немного сердито: мне не нравилось быть здесь одной, да еще и обнаженной (одежду я порвала в клочья еще до преображения, видимо, вымещая на ней злобу).

У каждого оборотня была своя клетка. Только пары могли находиться вместе: Джарси с Литет и Тэмиан с Ильзой.