Верни мне себя

Как только Алекс впал в кому и мы перевезли его в Швейцарию, Зои перешла на дистанционное обучение и прилетела сюда. После лекций по зуму она сразу же приезжала в клинику и днями напролёт о чём-то говорила с Алексом. Рассказывала новости из социальных сетей, о том, как поживают их друзья. Шутила и смеялась. Планировала их будущий отпуск. И признаться, её слова и мечты действовали положительно не только на состояние моего сына, но и на моё. Приятнее было думать и воображать, как сын очнётся и, счастливый, продолжит проживать свою яркую жизнь, нежели днями напролёт переживать о том, выйдет ли он вообще из комы, и если выйдет, не останется ли навсегда инвалидом…

Каким бы сильным и оптимистичным я ни был по жизни, авария выбила почву из-под ног. И с того самого вечера мне кажется, что мир вокруг рушится, словно карточный дом под порывом ветра.

И даже сейчас, когда Алекс вышел из комы и всё самое страшное позади, я всё равно не сплю по ночам. Мысленно перебираю все возможные сценарии будущего. Я читаю статьи, изучаю медицинские журналы, просматриваю научные исследования – всё, что может помочь мне понять состояние Яны и Алекса. Каждое утро я начинаю с чашки крепкого кофе и разговоров с профессорами и специалистами в области неврологии. Я записываю их советы, изучаю новые методы лечения, консультируюсь с врачами клиники.

Но бывают дни, как сегодняшний, когда усталость накатывает и не отпускает. Я как будто пребываю в состоянии анабиоза, парализованный собственной беспомощностью. И я стараюсь ухватиться за любую соломинку, лишь бы привести себя в чувство. Сегодня этой соломинкой оказалась Зои со своими рассказами об их с Алексом путешествии по Японии и…

Мой взгляд падает в сторону дивана, где лежит Эмилия. Склонив голову на колени Тома, она впервые за долгое время крепко спит. Её лицо, обычно напряжённое и тревожное, сейчас выглядит умиротворённым. Мужчина бережно гладит её по волосам и не сводит с неё глаз.

Том – тот самый мужчина. Вчера он позвонил мне и сказал, что беспокоится об Эм. Хотел узнать, как она поживает и о состоянии Алекса. Как оказалось, когда произошла авария, Эмилия решила, что нас так вселенная наказывает за аморальный образ жизни, и перестала выходить на связь с Томом. Оборвала все связи с ним, будто это как-то могло изменить ситуацию.

Узнав об этом, я дал ему адрес клиники, в которой мы находимся, и предложил прилететь и поддержать Эмилию лично. Я понимал, что вмешиваться в её личную жизнь, когда она об этом не просила, – рискованный шаг. Но я так же осознавал, что как бы мы с ней ни старались быть опорой друг для друга, нам всегда будет недостаточно того, что мы даём. Потому что нам необходимы другие люди.

И я в очередной раз в этом убедился, когда полетел к Яне. Рядом с ней я осознал, насколько одинок был все эти годы и как отчаянно нуждался в человеке, который смог бы понять меня без слов, просто взглянув в глаза.

Ей достаточно одного касания, объятия или слова, чтобы заставить весь внешний шум заглохнуть и усмирить мою тревогу.

Хотел ли я причинить ей боль? Нет! Играл ли её чувствами? Ни дня!

С ней всё шло не так с самого начала. Меня влекло сильнее. Кружило голову мощнее. Я хотел её на всех уровнях сознания и испытывал сумасшедший спектр эмоций: от бурной страсти, до жгучей ревности и любви, о которой даже не мечтал.

Она последняя, кому я хотел бы причинить боль. Но причинил. И, получается, причинил дважды… Разочарованный взгляд Яны на банкете всё это время заставлял меня чувствовать себя конченым мерзавцем. Но её взгляд тем утром, в доме в лесу, разнёс в щепки мои органы. Потому что в тот момент я уже чётко осознавал – она меня тоже любит, а я опускаюсь до уровня её бывшего и разбиваю ей сердце.

Я мог соврать ещё раз, чтобы не ранить её. Но если в день нашего знакомства я даже подумать не мог, как далеко могут зайти наши отношения, и как много будет значить для меня Яна, то теперь я точно знаю. И соврать второй раз было бы осознанным предательством. А предавать я не хочу.

Медленно поднимаюсь с кресла, ощущая тяжесть во всех мышцах. Беру тёплый плед, накидываю на плечи и тихо, чтобы никого не разбудить, выхожу из палаты на балкон. Достаю телефон из кармана. Пальцы сами набирают её номер, пока подхожу к балюстраде и смотрю на утреннее серое небо.

После пары гудков раздаётся такой родной, но одновременно холодный голос:

– Алло.

Сегодня ответила.

– Доброе утро.

– Доброе, – отвечает сухо и отстранённо.

Неудивительно. Рад, что она хотя бы изредка отвечает на звонки и сообщения и держит в курсе своего состояния. В остальные дни я узнаю всё от её матери. Я поговорил с Ириной в тот же день, что и с Яной. Встретился с ней, объяснил всё и, в отличие от дочери, она услышала меня и поверила.

– Ты уже вышла от врача?

– Да. Только что.

– Что она сказала?

– Тонус не проходит. Она рекомендовала лечь под наблюдение в стационар, – её голос остаётся ровным, но я чувствую, как сильно она волнуется.