Верни мне себя

Сломанным.

– Почему? – я невольно приподнимаюсь, испытав гамму неприятных чувств. – Давай, наконец, поговорим откровенно?

Янис поднимает на меня глаза и решительно кивает. Я замечаю, как он с облегчением выдыхает, словно сбрасывая с плеч тяжёлый груз, который невозможно больше держать в себе. Он приподнимается вслед за мной, опираясь спиной о стену кровати. Я сажусь напротив, скрестив ноги, и пристально смотрю на него в ожидании.

– Ты помнишь, что у меня есть дети? – осторожно спрашивает он, наблюдая за моей реакцией.

Я отрицательно качаю головой.

– У меня трое уже взрослых сыновей. В тот вечер в Лондоне, когда ты попала в аварию, было открытие благотворительной школы. Мой старший сын Алекс ехал из аэропорта, чтобы успеть на мою речь. Но его машина столкнулась на огромной скорости с такси, в котором сидела ты.

– Боже… – единственное, что вырывается из моих губ, а грудь сдавливает неприятное напряжение.

У меня перехватывает дыхание. В ушах начинает звенеть, словно вдали раздаётся протяжный гул, заглушающий все остальные звуки. Неожиданно вспыхивают образы: пелена перед моими глазами из-за потока слёз, а потом ослепительный свет фар, резкий звук тормозов, грохот удара. И темнота…

Голова начинает кружиться, мысли – путаться. Я стараюсь не думать об этом, сосредотачивая всё своё внимание на мужчине. Сейчас он важнее…

– Вас увезли в разные больницы, и я не знал, как разорваться на две части и быть одновременно в двух местах, – его голос становится приглушённым. – Как только я узнал, куда тебя везут, я связался с главврачом и попросил его взять тебя под контроль. Мы с Генри Харрисоном старые друзья, и он пообещал держать меня в курсе твоего состояния. И тот факт, что ты была под его наблюдением, немного меня успокаивал. Сам я поехал в больницу, куда отвезли Алекса и Джорджа – водителя Алекса.

– Янис, ты не должен объясняться передо мной, почему ты поехал в больницу к сыну. По-другому и быть не могло. Думаю, всё начинает блекнуть на фоне страха за жизнь своего ребёнка.

Мне неловко и неприятно, что он пытается объяснить то, что не подлежит объяснению, будто я бездушная, эгоистичная девица, которая не в состоянии будет его понять.

– Страх за твою жизнь не смог бы поблекнуть ни на чьём фоне, – отрезает он. – Я не оправдываюсь сейчас перед тобой. Лишь рассказываю хронологию всех событий, чтобы ты поняла, почему я поступал и говорил так или иначе.

– Я просто хотела сказать, что даже если бы ты не знал Генри Харрисона, я бы поняла, почему ты поехал за сыном.

– Я не сомневаюсь в твоём понимании нисколько. Но я знаю, что твоя реальность сейчас искажена. Поэтому буду стараться объяснить тебе всё, как можно подробнее, чтобы ты понимала: я о тебе не забывал и не прекращал думать ни секунды. Твоя жизнь, твоё здоровье для меня так же важны, как и жизнь, здоровье моих детей.

Что скрывать, мне приятно слышать от него эти слова.

– С Алексом и Джорджем сейчас всё в порядке? – обеспокоенно уточняю я.

– Через час после того, как их привезли в больницу, Джордж умер на реанимационном столе, – голос Яниса срывается.

Он замолкает, отводит взгляд к окну и нервно сглатывает ком в горле. Я, не раздумывая, тянусь к нему и накрываю его ладонь своей. Я не ошиблась – этот разговор был необходим Янису так же сильно, как и мне. По его реакции ясно без слов, насколько важен для него был Джордж. Мужчина опускает взгляд на наши переплетённые руки, уголки его губ содрогаются в горькой улыбке.

– Я был единственным ребёнком в семье, – продолжает Янис, не сводя глаз с наших рук и нежно поглаживая тыльную сторону моей ладони. – Поэтому ответственность и обязательства перед семьёй прививались мне с материнским молоком. Детства как такого не было, друзей тоже, потому что по мнению моих родителей, я должен был быть всегда умнее, лучше, взрослее, чем мои сверстники. Кроме Джорджа. Он был сыном телохранителя моего отца и жил в доме обслуживающего персонала на нашей территории. Он был единственным другом из детства, которому я мог доверить всё. Мы вместе выросли. Стали крёстными детей друг друга…

Боль Яниса эхом отдаётся во мне, заполняя всё пространство между нами.

– Его смерть вышибла из меня весь дух. Я до сих пор не осознаю, что его нет рядом. Что я не могу позвонить ему, а если хочу увидеть, то должен ехать не к нему домой, а на кладбище, где его похоронил.

Крепче сжав его ладонь, я двигаюсь ближе и кладу голову ему на грудь

– Я соболезную.

Слышу, как его учащённое сердцебиение слегка замедляется от моего прикосновения. И мне одновременно удивительно и лестно, что я могу так влиять на его состояние. Хочется обнять и прижать Яниса к себе как можно сильнее, чтобы унять всю его боль.