– Вот почему я сказал тебе те слова в больнице. Я был физически не в состоянии быть рядом с тобой. Прибегать урывками и пугать, я тоже не хотел, боясь усугубить твоё состояние, – он начинает поглаживать меня по волосам, успокаивая нас двоих этим действием. – Пока ты находилась в Лондоне, я занимался похоронами Джорджа, так как у него было четверо детей и жена, которая находилась в ужасном состоянии. В перерывах мчался в больницу к Алексу, который продолжал находиться в критическом состоянии, и молился, чтобы мне там не сообщили, что его, как и Джорджа, не смогли спасти.
Что я там говорила?
Чувствую себя сейчас просто низшим существом. Плевать, что я ничего не знала. Насколько же надо быть самонадеянной и эгоистичной, чтобы думать, что в жизни нет проблемы страшнее моей…
– Прости, – смотрю на него с искренним сожалением. – Я вела себя так глупо и несправедливо с тобой.
– Не говори ерунды, – продолжает гладить меня по волосам, будто совсем не держит на меня обид. – Ты вела себя естественным образом. Я сам виноват. Заявился к тебе неожиданно и вёл себя слишком самоуверенно. Просто уже не мог выносить всё, что происходит. Скучал и нуждался в тебе безумно. А когда увидел, как ты целуешься с этим… – замолкает, нервно сжав челюсть. – Вовсе перестал адекватно воспринимать сложившиеся обстоятельства.
– Но так быстро в итоге улетел…
– Потому что мне написали, что Алекс впал в кому, – говорит быстро, резко, словно боится этих слов, как огня.
Но я замечаю, как его глаза краснеют, и кажется, что он с трудом сдерживает слёзы. Жгучая боль пронзает мою грудь. Рефлекторно прижимаю руку к животу, представляя, какую непереносимую муку испытывает родитель, когда ему сообщают, что его ребёнок на грани смерти. В памяти всплывает тот миг, когда Янис прочитал это сообщение: как мгновенно побледнело его лицо, как глаза потухли от ужаса, и он словно потерял связь с реальностью. Ком подступает к горлу, не давая мне ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Какой ужас…
Чувствую себя беспомощной – хочу помочь, но не знаю как. Не представляю, каких титанических усилий ему стоит сейчас держаться за остатки здравого смысла и не сойти с ума.
– Мы перевезли его в Швейцарию. Сейчас его состояние стабильное, но в случае Алекса никаких гарантий на хороший исход нет.
Я снова тянусь к нему и обнимаю так крепко, как это возможно.
– Прости, что не сдержал обещания и не прилетел на Новый год, – шепчет, уткнувшись мне в шею. – Я знаю, как для тебя это было важно, особенно сейчас, когда ты находишься в таком состоянии. Но я не мог оставить свою семью, когда она больше всего нуждается во мне и в моей поддержке.
– Господи, Янис, ты вообще не должен просить прощения ни за что. Это всё так незначительно на фоне… – я вдруг резко останавливаюсь.
«Свою семью», – это словосочетание начинает стрелять в голове очередью из автомата,
– Ты сказал свою семью? – спрашиваю и, оторвавшись от него, смотрю ему в глаза.
«Наверное, он имел ввиду своих детей… Они ведь его семья» – быстро находит объяснение внутренний голос.
И уже готова расслабиться, но замечаю, как Янис с силой сжимает челюсть, а его глаза на миг закрываются, словно он осознал, что выдал что-то лишнее. По всему телу разливается холод, начиная с кончиков пальцев и поднимаясь вверх, сковывая каждую клеточку. Воздух вокруг будто сгущается, и я чувствую, как невидимые свинцовые оковы стягивают меня, лишая возможности шевельнуться.
«Детям. Он бы сказал: я нужен детям», – с досадой произносит голос разума.
– Ты что… женат? – с кривой усмешкой спрашиваю я, не веря, что вообще задаюсь таким вопросом.
За полгода точно поймала бы его на лжи. Поэтому жду быстрого и отрицательного ответа от Яниса. Но вместо этого между нами повисает уничтожающая тишина, и я вижу в его взгляде вину и сожаление.
Мне больше не нужны его слова.
За них всё сделали глаза мужчины…
Глава 27
ЛОНДОН. ПОЛТОРА МЕСЯЦА НАЗАД
ЯНА
Я счастливая запрыгиваю в салон автомобиля и диктую адрес таксисту. Ни дождь, ни затянутое серыми облаками небо не способны испортить моё настроение. Сомневаюсь, что его вообще что-то способно испортить сегодня.
Три дня – столько мне понадобилось, чтобы осмыслить всё произошедшее в день открытия «LiDiani Production». Я была настолько обескуражена происходящим и сказанным в тот вечер, что потеряла дар речи. Изо дня в день крутила в голове признание Яниса на повторе, словно заевшую пластинку, и пыталась принять тот факт, что Илиана – та самая женщина, о которой он мне рассказывал.