Вернись и полюби меня (ЛП)

- Думаю, если бы ты смог ответить на этот вопрос, - судя по голосу, Лунатику было чуть-чуть смешно, - то разрешил бы величайшую загадку человеческой природы.

- Эванс! - Джеймс затормозил перед стоявшей у кареты парочкой – так резко, что забрызгал их грязью. - Как ты себя чувствуешь?

- В основном - что промокла насквозь, Поттер, - Сириус слышал усталость в ее голосе даже с того места, где стоял. Вылитая миссис Сопливус – вот кто она такая. Этот паскудный хам даже лыбился во весь рот, пыжась от гордости за свою стервочку.

- Прошу прощения, но мне пора, - и она повернулась к карете.

- Хочешь – поехали с нами, - предложил Сохатый – как всегда, стопроцентный гриффиндорец. Порой Сириусу хотелось, чтобы тот был гриффиндорцем не на сто процентов, а только на девяносто.

Сопливус ответил презрительно-недоуменным взглядом – словно глазам своим не поверил при виде такого дебилизма. Как же Сириус мечтал вколотить этот поганый шнобель ему в глотку – и не только потому, что был с ним в чем-то даже согласен насчет Сохатого. Почему Джеймс так перед ней распинался – перед Эванс, из-за Эванс, этой миссис Сопливус, чтоб ей пусто было?

- Я еду с Северусом, Поттер, - она к нему даже не повернулась. - И очень хочу подняться в экипаж и поскорее добраться до школы, потому что тут холод собачий. И Ремус, похоже, со мной совершенно согласен – так что, может, перестанешь нас всех задерживать?..

Эванс забралась на подножку, придерживаясь за ручку кареты. Сопливус ей помогал – будь на месте этого гада кто-то другой, Сириус назвал бы такое отношение заботливым.

Вся эта ночь была какая-то трехнутая. Ебанутая.

Снейп вскарабкался в карету следом за своей подружкой – высунулся наружу, потянувшись к дверце, мельком глянул на четверку Мародеров и расплылся в неспешной и понимающей усмешке… словно Сфинкс, который знает, что загадал слишком сложную для тебя загадку, и теперь ждет, когда сможет тобой закусить.

А затем он захлопнул дверцу прямо у них перед носом, и свадебный экипаж сопливого семейства покатил по грязи. А они остались стоять – вся их четверка, великие Мародеры, и небо ссало им на головы полузамерзшей изморосью, а мокрые и извазюканные мантии задубели от холода.

Сохатый проводил карету долгим взором – затем крутанулся на месте, выискивая глазами своего коварного лучшего друга, но Сириус, занятый Лунатиком, и не думал подходить ближе и участвовать в этом кошмаре.

- Ты должен был меня поддержать! - заявил Сохатый – наполовину умоляюще, наполовину обиженно.

- Да я с первого взгляда понял – ты и так успешно корчишь из себя осла, даже без чужой поддержки, - ткнув палочкой вперед, Сириус заставил распахнуться дверцу последней оставшейся на дороге кареты и помог Лунатику забраться внутрь, а затем попытался добавить что-нибудь сочувственное, а не на сто пятьдесят процентов черствое:

- Признай, Сохатый – ты на редкость погано выбрал момент. Мне жаль, приятель, - и это была правда, потому что по каким-то непонятным причинам Джеймс всегда расстраивался, когда Эванс в очередной раз его отшивала, - но так оно и есть. Успеешь еще – завтра разосрешься с кем хочешь.

Он хлопнул Сохатого по спине, но тому явно не полегчало. Твою ж мать… Ну точно миссис Сопливус, чтоб ее…

- А может, уже на пиру, - предположил Хвост – само усердие. - Ой… то есть она сядет за наш стол, а Сопливус к остальным слизеринцам – я в этом смысле, Сохатый.

- Что за радость нас ждет, - сказал Сириус, заставив все четыре сундука взмыть на крышу кареты и привязаться к ней веревками.

Сохатый недовольно фыркнул – слова друзей его явно не успокоили, но он из-за нее всегда себя так вел. Пожалуй что с возрастом это у него даже прогрессировало.

Сириус пристроился на потрепанном сиденье рядом с Лунатиком – тот дрожал, тяжело откинувшись на подушки – и подобрал с пола чей-то старый шнурок от ботинок. Превратив его в пушистый красный шарф, Сириус обмотал им шею бедному старине Лунатику и подоткнул концы под мантию. Ремус разлепил веки и улыбнулся – совсем чуть-чуть, но и этого уже было довольно.

***

Карета тронулась с места. Северус смаковал то выражение на лице Поттера – воспоминание о нем еще долго будет греть его душу… очень, очень долго. Эта беспомощная ярость, эта недоуменная оторопь – то немногое, что останется с ним даже тогда, когда Лили снова достанется Мародерам и втянется в их компанию. О, она бы открутила Северусу голову, если б знала, что он думает о ней в терминах принадлежности кому-то, и этим выблевкам в том числе – но они там все в каком-то смысле принадлежали друг другу, были частями единого целого под названием “свои”.

Северус великолепно умел отличать, кто в компании и впрямь свой, а кто так – снаружи в окошко заглядывает.