Вернись и полюби меня (ЛП)

- Нет и опять же нет – на оба твои вопроса, - сказала Лили, усилием воли вытеснив Джеймса из головы. Только не сейчас, не надо думать о нем сейчас… - Но Тунья, - прозвище само сорвалось с языка, как “Сев” тогда в Сочельник, - я не встречаюсь с Северусом. Отчего ты решила…

- Отлично, - сестра практически перекусила это слово пополам. - Если тебе нравится всех вокруг держать за идиотов – будь по-твоему, - она выхватила поднос у Лили из-под носа, но задержалась, чтобы с громким стуком переставить на прикроватный столик сок и чай.

- Допивай! - рявкнула сестра. Когда дверь с грохотом за ней захлопнулась, Лили невольно содрогнулась.

- Какого дьявола, - пробормотала она, прикладывая руку ко лбу – голова послушно запульсировала, словно отвлекая на себя внимание.

Откинувшись на подушки, Лили допила апельсиновый сок и еще раз прокрутила в голове этот престранный эпизод. Право же, стоит только начать тесно общаться с мальчиком – и люди сразу думают, что вы друг дружке нравитесь. Ну, положим, не совсем “начать” – они с Севом всегда были неразлучны (то есть всегда до прошлого лета), но все же…

Никто никогда не верил, когда она говорила, что Северус – вовсе не ее молодой человек. Лили подозревала – они скептически относились к самой идее, что мальчики и девочки способны просто дружить. Однако именно это между ними и было: давняя дружба. Им нравилось одно и то же (до того как на горизонте возникли Пожиратели и Темные искусства) – Шерлок Холмс, и “Звездный путь”, и “Одинокий рейнджер”. На “Индиану Джонса” она пошла с Ремусом – и никак не могла отделаться от виноватой мысли, что куда охотнее бы посмотрела его с Севом. Она знала, что этот фильм ему бы понравился, хотя он и сделал бы вид, что считает его ерундой, достойной только осмеяния.

Нет, Ремусу она, конечно, симпатизировала – но при нем никогда не могла быть самой собой. Если взбелениться и в сердцах на него наорать – он бы закрыл на все глаза и постарался переждать бурю, настолько он был учтивым. Лили не могла с ним скандалить – сразу чувствовала себя так, словно обижает беззащитного малыша. Северус же никогда не давал ей спуску. Как-то раз она запустила в него чернильницей (не попала), а в отместку у нее над головой просвистела книга (он тоже промахнулся, примерно на фут). Джеймс никогда и ничем бы в нее не швырнул, даже в тот нелегкий год, когда им приходилось прятаться, и они оба были на взводе и временами даже несчастны – то по очереди, то одновременно. Да стань он свидетелем той сцены – мигом сам атаковал бы Северуса и наставил ему синяков каким-нибудь заклинанием…

Однако в те дни, когда между Лили и Северусом еще ничего не стояло – ни Темные искусства, ни Мародеры, ни его друзья, – он был единственным, кого не приходилось сторониться, когда она чувствовала себя усталой, раздраженной и готовой взорваться. Рядом с ним не надо было держать себя в руках и притворяться безупречной – она могла вести себя совершенно ужасно, но по итогам всего этого ужасной себе почему-то не казалась. С Джеймсом она и близко подобного не испытывала, когда оказывалась не в силах соответствовать совершенному моральному облику блестящей и обворожительной Лили Эванс Поттер.

А еще с Северусом было можно проводить целые дни напролет, болтая одновременно обо всем и ни о чем. Ей всегда казалось, что это важная часть дружбы: когда не можешь потом вспомнить, когда о чем болтали, и дни в компании друга плавно перетекают один в другой, без задержек и остановок. Северусу было можно рассказать то, что не понял бы ни один из пестрого калейдоскопа ее приятелей – и сколько же их было, таких мелочей, недоступных ее подружкам.

У них никак не укладывалось в голове, зачем ей сдалось общество Сева – Сева, который всегда и везде казался не на своем месте, торчал отовсюду, точно большой палец на руке, и был притчей во языцех во всем Хогвартсе – за дурной и взрывной нрав, и огромный нос, и волосы, которые вечно становились сальными. У Лили не хватало духу им объяснить, что в глубине души она чувствовала себя таким же изгоем, как и Северус.

Даже когда Лили выросла и уехала в Хогвартс, где волшебниками были все, не только она и Сев; даже когда она начала нравиться сверстникам, и самый популярный в школе мальчик из кожи вон лез, чтобы произвести на нее впечатление, а все ее друзья наперебой вздыхали, какая же она счастливица… где-то в глубине души, какой-то крошечный ее кусочек, заботливо уложенный в далеко запрятанную коробку, всегда боялся, что она проснется, и все это окажется сном. И тогда все разом увидят, что на самом деле она не представляет из себя ничего особенного – обычная чокнутая девчонка-грязнокровка. Сев всегда ее понимал – поэтому и было так больно, когда он сказал…