“Вернись и возьми”

[23]«часто летающие пассажиры»

Часть II

1

- American? Красный Крест? Нет? Все равно аквааба[2], мы тебя ждали, - тараторит фельдшер, уступая мне место. - Видел толпу пациентов в приемной? Все эти люди ждут тебя!.. Ну, до завтра, - и, перекинув халат через спинку стула, направляется к выходу.

- Но мне никто так и не объяснил толком, что к чему...

- А чего объяснять-то? - фельдшер оборачивается в дверях, делает суровое лицо. - Есть лекарство от мар-лярии, есть амоксицир-лин. Что еще? Больных будешь вызывать вот по этому списку. Ничего сложного!

В этот момент из-за спины фельдшера, в узком проеме между косяком и дверью, появляется миниатюрная женщина с тремя детьми. Женщина явно рассчитывает прошмыгнуть в кабинет мимо фельдшера, но тот резко подается вбок и, прижав ее всем своим весом, рявкает себе под мышку:

- Хван на афрэуо? Оби афрэуо?[3]

- Докета на уафрэ...[4]

- Докетадье, нэниабрэ. Кочвен коси сээбефрэуо, уэй?[5]

- Дээби, месеэсеи хо[6], - вмешиваюсь я.

Фельдшер удивленно оглядывает меня и, сердито причмокнув, вваливается обратно в кабинет - видимо, решив, что, хотя сложного ничего и нет, оставлять меня без присмотра все же не стоит. Заняв свое прежнее место (для меня нашелся другой стул), фельдшер небрежно машет пациентке, которая, впрочем, и без его команды уже переступила через порог и теперь - за неимением третьего стула - переминается у входа, окруженная голопузым выводком.

- O’кей, бра, шешебээбиатенаасэ. Уамманье?[7]

Женщина подталкивает к “следовательскому” столу свой детсад: речь пойдет не о ней, а о них. Сама же заходит с другой стороны и, наклонившись, пускается в объяснения - скороговоркой и шепотом. Здесь так принято. О симптомах болезни, даже если это обычный насморк, пациент сообщает врачу на ухо. Даже если рядом нет никого, кто бы мог (а уж тем более захотел) подслушать.

...То же самое торопливое бормотание я услышу два дня спустя, когда, гуляя по городу после окончания работы, встречу ее на улице. Тсс... Тсс... Мистер... Уокаемеанаа?[8]Я рад встрече: как-никак она - моя первая пациентка в Эльмине. Вернее, не она, а ее двухлетний Айзек, которому я с торжественным видом выписывал рецепт на таблетки от малярии. Теперь Айзек спит в цветистом платке у нее на спине, а еще двое - мальчик и девочка - шлепают рядом. И теперь, следуя за мной по всему городу, она будет повторять одно и то же - сначала весело, потом все более уныло и неотвязно, в то время как я буду улыбчиво делать вид, что не понимаю, хотя что уж тут непонятного: Айзек три дня ничего не ел, эком дэ но паа[9], вот она и просит мистера помочь, предлагая взамен “услуги”... Но я буду цепляться за свое непонимание, буду врать себе, пока наконец не сдамся и не попытаюсь откупиться от стыда несколькими купюрами. Но, получив деньги, она не исчезнет, а наоборот - еще настойчивей станет тянуть меня куда-то домой, где ждут обещанные услуги. И тогда я шарахнусь от нее: “Дээби, дээби, менхийя...”[10], и внезапно проснувшийсяАйзек дернется от мушиного укуса, чудом удерживаясь в наспинной люльке.

 

Клиника, где я оказался в качестве врача без границ, находилась по адресу: Трансафриканская магистраль, дом три. Дом четыре принадлежал семье Обенг, у которых я, как и другие волонтеры, приезжавшие до меня, снимал комнатушку - с доплатой за наличие вентилятора и кровати. Остальные дома, расположенные вдоль этой тихой улицы с громким названием, не были пронумерованы, так что любой из них мог бы запросто стать первым домом на Трансафриканской магистрали, если бы хозяевам взбрело в голову обзавестись соответствующей табличкой. Но вопрос о первенстве не интересовал домовладельцев; на тесно сгрудившихся жилищах красовались вывески иного толка. Парикмахерская “Иисус”. Магазин электротоваров “Сила Господня”. Травяная аптека “Бог в помощь”. Каждая лачуга размером с дачный сарай служила одновременно жилым домом и помещением для бизнеса, торговой точкой. Вся улица (да что там улица - весь город, а то и вся страна) выглядела как одна бесконечная барахолка или коммунальный коридор, где что только не выставлено на всеобщее обозрение. Чего только не увидишь среди сугробов хлама по краям грунтовой дороги - от нижнего белья до холодильников; от картонных колонн и прочей бутафории, выкрашенной под мрамор, до завернутых в банановые листья батончиков кенке[11]; от облицовочной плитки до лупоглазых автомобильных передков, похожих на отрубленные головы океанских чудищ.

Разрыв между вывеской и действительностью мог быть сколь угодно велик. Так, над входом в хижину, крытую плетенкой из пальмовых листьев, могло быть крупно выведено “Автопарк” или “Библиотека”. Название ни к чему не обязывает, обязательно лишь воззвание. Бензоколонка “Аминь”, продмаг “Аллилуйя”. “ДжеНьяме”[12]. “Эньемаходэйн”[13]. В рыбацком городке Эльмина, насчитывавшем около двадцати тысяч жителей, действовало более сотни церквей - и всего одна поликлиника.