Вернись из полета [сборник 1979, худож. С. Л. Аристокесова]

— Артисты! — обрадовалась Катя. — Значит, я с корабля на бал!

Молча улыбнувшись, он прищурил глаза, тепло посмотрел на Катю. От этого взгляда она вдруг залилась густой краской и, смутившись, поспешила выйти, досадуя на себя: чего краснеть? Подумаешь, глянул ласково!..

Побывав в роте, поговорив с друзьями, которые сообщили ей новости, Катя умылась, причесала короткие рыжевато-золотистые волосы и отправилась на концерт. Апрельское солнце опускалось к горизонту, было тепло, и артисты выступали на открытой площадке.

После концерта артисты ушли переодеваться. Савельев, проходя мимо Кати, еще раз пригласил ее:

— Я буду у себя через десять минут. Избу мою знаешь?

Катя кивнула. Четверть часа спустя она подошла к беленькой хатке. У крыльца стоял часовой, пожилой солдат, который проводил Катю уныло-безразличным взглядом.

Постучав, она услышала голос Савельева и вошла в комнату. Посредине стоял стол, накрытый для ужина. Савельев был один.

— Ну, теперь рассказывай, где была, что там творится, — приветливо сказал он. — С начала войны не приходилось бывать в тылу… Мать в письмах пишет — все хорошо, не хочет расстраивать меня.

Катя знала, что у Савельева семьи не было. Только мать и брат, который воевал под Ленинградом. Но сейчас она думала не об этом; ее удивило, что Савельев как будто никого не ждал, кроме нее.

— А где артисты, товарищ майор?

— Ты садись, садись. Отметим твое возвращение, — не ответив на вопрос, предложил он.

Поглядывая на Катю, будто изучая ее, он налил в стаканы водки.

— За тебя!

Катя выпила, закусила соленым огурчиком. Савельев снова налил.

— Да, тут без тебя разное было… Новых много, пришлось срочно пополнять. Зинченко помнишь? Миной его… Хороший был командир. Любил я его очень. Ну, давай!

Он поднял стакан, ожидая, что и Катя сделает то же. Взглянул на нее своим властно притягивающим взглядом, от которого у Кати закружилась голова. Она забеспокоилась, заподозрив что-то неладное. Уткнулась взглядом в стакан, к которому не притронулась.

— Что ж никто не приходит? Где они все?

Савельев медленно поднялся, спокойно подошел к двери, повернул ключ в замке, спрятал в карман.

— В хате через улицу пируют. Да ну их! Успеется…

Катя вскочила. Кровь бросилась ей в голову — чего он от нее хочет? Неужели… Но не успела она подумать, как Савельев быстрым движением обхватил ее сзади обеими руками, и она ощутила на шее горячее его дыхание.

— Пусти! — вырываясь, в бешенстве крикнула она. — Говорю, пусти!

— Дурочка, ты же мне нравишься… Ну чего ты, Катюша?..

Он еще крепче прижал ее к себе, но Катя, сумев как-то извернуться, схватила его рукой за горло. Волна гнева поднялась в ней.

— Задушу, гад!.. Хочешь обманом?.. Отпусти!..

— Ну, черт девка…

Он легко отвел Катину руку, но сразу разжал объятия. Катя высвободилась. Яростно напустилась на него, не выбирая слов:

— Как ты смеешь?! Я тебе не девка какая-нибудь! Я — командир… А ты…

Распалясь, она честила Савельева всеми известными ей ругательствами, ничуть не стесняясь, готовая убить его на месте, если только он попробует дотронуться до нее.

— Дуреха, — произнес он спокойно и сел, подперев голову рукой.

— Ключ! Дай сюда ключ! — потребовала Катя.

Он усмехнулся, сощурив красивые глаза:

— Ну нет… Ты успокойся, я же серьезно: ты мне нравилась еще раньше. Ну давай с тобой поженимся, согласна? Катюша…

— Ключ давай, говорю!

Тогда он поднялся и, смеясь, снова обхватил Катю, пытаясь поцеловать. Не в силах противодействовать, она выхватила из кобуры пистолет и сгоряча с силой ударила Савельева по голове. Удар пришелся по лбу, лицо его залила кровь.

— Ты чего, глупая…

Прикоснувшись рукой к рассеченному лбу, он удивленно посмотрел на окровавленную ладонь, потом на Катю, достал из кармана платок, ключ. Струйка алой крови потекла по лицу.

— На, бери, — бросил он ключ на стол.

Тяжело дыша, красная от стыда и гнева, Катя схватила ключ, открыла дверь и, не оглянувшись, вышла. Сейчас ей было безразлично — пусть он там хоть умрет… И наплевать, что ей за это будет!

В коридоре остановилась, перевела дыхание, застегнула кобуру, поправила гимнастерку, пилотку.

Часовой на крыльце смотрел на нее исподлобья. Конечно же, он все слышал. Катя хотела быстро пройти мимо, но он вдруг качнул головой, по-отечески сказал:

— Крепко ты его, дочка, отчитала… Это ты первая, которая так… Он, конечно, командир стоящий, а только насчет баб…

На следующий день Савельев ходил молчаливый, с перебинтованной головой. Катя окончательно приняла роту и ждала, что будет дальше. Вечером он разыскал Катю и, глядя куда-то мимо нее, в поле, сказал:

— Ты не обижайся. Я хочу извиниться перед тобой… — И, подумав, добавил: — А в общем зря…

И ушел, озадачив Катю: что же именно зря? Но чувство гнева и обиды улеглось, осталось только некоторое стеснение в груди, будто не хватало воздуха, чтобы свободно вздохнуть. С удивлением она обнаружила, что по-прежнему любит Савельева.