Всякий раз, ложась спать, он чувствовал, что ненормально живёт, мужику скоро двадцать пять, а постель погреть некому. И день сегодня, гнутый-перегнутый, закончился разговором с Варварой почти о том же. Встал, подошёл к двери её комнаты, потянул ручку, девушка села в постели.
— Я знала, что вы придёте…
…Уткнувшись ему под мышку, Варя прошептала:
— Вы не подумайте, что я стану этим случаем спекулировать. Надо — на стороне ищите или везите кого, а я здесь постоянно. И всегда приму с радостью, потому что вы мой хозяин и кормилец. Я за вашу помощь родителей в деревне спасаю.
— Не говори так, Варя, а то получается, что я покупаю твою ласку.
— Вы не обижайтесь, я ведь по простоте своей. Заработаю у вас денег, вызову из деревни парня одного, Мишей зовут, снимем комнатку и будем жить.
— Варя, я тебя никуда не отпущу.
— А когда женитесь? Жена ревновать будет, выживет меня.
— О, до того времени ещё далеко. Ты вечерами приходи ко мне, тяжко одному, сны дурные вижу. А ты обнимешь, и мне спокойно будет.
— Я-то приду, Родион Петрович, только чтобы мне не привыкнуть. Я девчонка влюбчивая, куда меня потом?
— Ладно, спи. Я пойду к себе, надо по завтрашнему дню определиться. Спокойной ночи.
— Приятных снов… — она чуть не назвала его Родей, как делала это в полузабытьи объятий и поцелуев.
В своей спальне Родион включил ночные новости. Дикторша спокойным голосом вещала о том, что на нескольких предприятиях города создаются забастовочные комитеты, трудовые коллективы высказывают недовольство результатами приватизации. Особо напряжённая обстановка на комбинате хлебобулочных изделий, где, по словам руководства, заканчивается мука, а новых поступлений нет, и город может через два дня остаться без хлеба. Не лучше положение и в главном магазине областного центра, в ЦУМе власть в свои руки взял стачечный комитет, бывших руководителей буквально выкинули из здания. Ходят слухи, что за народным волеизъявлением стоят криминальные структуры, но в управлении внутренних дел дали комментарий: полномочия избранных комитетов проверены, органы не вправе вмешиваться в управление производством. «Пока нарушений существующих законов нет, трудовые коллективы действуют в рамках правового поля» — так подвёл итог сообщения начальник городского УВД, вчера получивший от Роди солидную пачку зелёных бумажек.
Бывакин расписал по часам весь день. На хлебозаводе в десять соберём актив и назначим директора, им станет нынешний заведующий производством. Федя и Гриша войдут в состав совета директоров. Что делать дальше, они знают. В три часа собрание в ЦУМе, никого лишнего, есть пяток выступающих. Директором изберут старшего товароведа, Иван становится заместителем. Через месяц всё будет как надо. На оба предприятия у Роди есть покупатели, группа кавказских товарищей уже неделю звонит ежедневно: с огромными деньгами жить в чужом городе очень опасно. Родя сегодня представился кавказцам новым именем — Бывалый, вспомнил размышления Доктора. И ещё поднял цену. Если не будет согласия, он находит других партнёров. Кавказцы поцокали языками и согласились.
Закончив все дела и отпустив команду, Бывакин собрался в ресторан поужинать, но вспомнил, что зёрна кофе закончились, и он не уверен, что Варя купила. Пришлось заезжать в ближайший магазин. Вошёл, осмотрелся — ба, да это тот самый «маркет» у его бывшей квартиры, в продовольственном отделе которого он отоваривался несколько месяцев. Здесь же встретил Настёну. Что-то шевельнулось в сердце, но он убил это слабое проявление жалости или вины — не сразу поймёшь. Отыскал между стеллажами кофе и пошёл к кассе. Очереди не было, но все сотрудницы собрались у стола.
— Здравствуй, Родион.
— Давно не заходил, разбогател, должно быть.
— С сыном тебя. Ты хоть знаешь, что папашей стал?
Родион оторопел.
— Какой он папаша? Кобель он, и никто больше. Обрюхатил девку — и выгнал. Сволочь!
Родя настолько растерялся, что не нашёл, что ответить. Откровенное хамство было неуместным, выказывать радость он не мог и не имел права. Едва взял себя в руки.
— Где она? — спросил всех сразу.
Девчонки замолчали. Старшая, видать, семейная женщина, отвела его в сторону.
— Девчонки её из роддома забрали, но в общаге с дитём держать не будут. Дали неделю на определение, а у неё ни гроша за душой, и домой ехать боится, отец прибьёт.