Верните мое тело!

– Плохо дело, – сообщил ей Гектор. – Скоро с родственниками встретишься. Ушедшими. Возьми себя в руки и вставай. Лекарь к тебе больше не пойдёт, даже не думай. А если тебя переместят работать в свинарник, я с тобой жить не стану. Воняющая свиньёй жена мне ни к чему. Уважение к себе – это признак моего рода! – он похлопал ладонью по своей груди. – Даже работая на конюшне, я не возьму в руки лопату для навоза. Вот так-то.

– Гектор, – простонала Ника, умоляюще протягивая к нему руки. – Я на самом деле совсем ничего не помню. Расскажи, где мы живём. Как это называется? – она повела рукой вокруг. – Я вижу, ты хорошо ко мне относишься. Расскажи – тебе же не сложно, да?

– Хорошо, – согласился тот, опускаясь на свою часть постели. – Только из уважения к твоим прошлым заслугам! – он похлопал себя рукой по паху. – В замке. Ты живёшь в замке, – тщательно, словно говоря с глухонемой, произнёс он. – Замок принадлежит маркграфу. И земля. И ты принадлежишь маркграфу. А я выкупил купчую и принадлежу сам себе. Ты тоже старалась собрать денег на купчую, но… видишь, как всё получилось, – он с некоторым сожалением оглядел Нику.

– А кто там висит на виселице? – собирая силы в кулак, спросила Ника.

– Ну ты даёшь! – удивился Гектор. – Ты хоть что-нибудь помнишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И дождавшись, пока Ника помотает головой из стороны в сторону, продолжил:

– Люди герцога же! Хотели поджечь конюшни и отравить колодцы. Ты меня сама потащила смотреть, как их вешают. У меня будто других дел не было… И сама же ничего не помнит! – Гектор, видимо, разозлился. – Тьфу тебе на голову! Точно рехнулась, как твоя мать... Пойду-ка я лучше к лошадям, у них точно ума больше! – он затянул на себе верёвку, заменяющую ремень, и вышел, громко хлопнув дверью.

Какое-то время Ника лежала без движения, пытаясь осмыслить происходящее.

Замок, Гектор, мерно, под утренним бризом, качающиеся тела на перекладине виселицы… Всё это могло быть дурным сном, если бы не вездесущая вонь, от которой хотелось блевать, несмотря на пустой желудок…

Подскочив в страшном подозрении, Ника сунула руку за пазуху тряпья и провела тыльной стороной ладони у себя под мышкой и по животу. Заранее щурясь, поднесла руку к носу. Запаха не было. Сначала. То есть мозг отказывался его принимать как запах. То, что через секунду донеслось до нее, напоминала удар молотом по голове.

Я не могу так пахнуть! – пронеслось у неё в мозгу в тот момент, когда она недоуменно пыталась справиться с исходящим от руки смрадом. Просто не могу.

Но взгляд её задержался на самой руке, и она осеклась. Мысли остановились. Это была, определённо, не её рука. Свою руку она знала, как говорится, как свои пять пальцев. А тут все пальцы были не её. Грязные, даже не срезанные, а скорее обкусанные под мясо ногти, какие-то отвратительные, толстоватые, покрытые цыпками и красными плешами пальцы...

Дрожа и не веря своим чувствам, Ника ощупала свою грудь, лицо, бедра. Вскочив с постели, безуспешно пытаясь найти хоть какой-нибудь отражающий предмет, завертела головой, пытаясь не удариться в сводящую с ума панику. Наконец, в тазу, в который мочился Гектор, наклонившись и не обращая внимания на миазмы, Ника обнаружила своё отображение.

Вместо аккуратной и спортивной брюнетки двадцати трех лет от роду, на неё смотрела по-крестьянски дородная, рыжая баба с весьма неприятным лицом.

Помахав себе рукой и убедившись, что это действительно она, Ника в очередной раз потеряла сознание, обрушившись прямо на таз и позволив расплескавшимся нечистотам потерять свои отображающие, беспокойные свойства.

***

– Клара, очнись! – Ника почувствовала, что её носа касается какая-то едкая, пахучая трава, но глаза не открыла, пытаясь проснуться в нормальный, обычный мир. Хотелось сесть и, весело смеясь, рассказать находящемуся рядом человеку о нелепом, сумасшедшем сне. Впрочем, всё точнее и точнее она понимала, что находящийся рядом человек и будет как раз в этом сумасшедшем сне, а потому старательно делала вид, что спит.

– Очнулась, – произнёс незнакомый женский голос, и, не имея возможности почесать зудевший от трав нос, Ника громко чихнула и открыла глаза.

Сидящая рядом пожилая женщина, одетая наподобие новогодней, украшенной короткими ленточками елки, ласково улыбнулась и погладила ее по руке.

– Гектор сказал, ты никого не помнишь. А меня? – она горделиво повернула голову вбок, позволяя оценить её профиль, на самом деле запоминающийся своей грифоподобностью.

Извиняющимся жестом и качанием головы Ника объяснила соседке положение вещей.

– Очень плохо Клара, – произнесла та, прищуренно вглядываясь в её глаза. – Плохо, но не смертельно. Будем лить на тебя свинец. Посмотрим, где проблема.

– Какой свинец?! Не надо лить на меня никакой свинец! – испуганно попросила Ника, вспомнив о всевозможных пытках, в которых учувствовал расплавленный металл.