Верните себе здравомыслие

Мы можем отметить, что на бумаге, вторая «А» отличается от первой «А» в положении, и мы можем предположить, что на субмикроскопическом и микроскопическом уровнях они отличаются, даже в малой степени, в количестве чернил, и т. д. Далее, вторая «А» была написала немного позже, чем первая «А». Мы можем сказать, что вторая «А» представляет собой карту территории первой «А» – и эта карта – не территория. То, что мы говорим (наши слова) о том, чем это (что-либо) является – не является этим (чем-либо).

Притом, что эти моменты могут показаться незначительными, когда мы рассматриваем «А» как переменную, которой можем быть присвоено много ‘значений’ – например, яблоко, дом, Брюс, Съюзан, вы, ваш друг, студент, политик, и т. д. – возникающие проблемы могут иметь серьёзные последствия. Подумайте о трагедиях связанных с такими формулировками как: ‘сербы’ есть ‘сербы’, ‘хорваты’ есть ‘хорваты’, ‘мусульмане’ есть ‘мусульмане’. В этой и других главах мы рассматриваем эти проблемы.

Мы можем отметить, что в обеих системах, принципы 2 и 3 выводятся из первого принципа. Если «А – это А», то что угодно должно быть либо А, либо не-А, и что-либо не может быть и тем и другим одновременно. Если «карта – это не территория», то карта не может охватывать всю территорию и карты могут быть картами карт.

Не-тождественность

Таким образом, так же как тождественность служит центром ориентирования по Аристотелю, не-тождественность служит центром не-аристотелева ориентирования, сформулированного Коржибски. Мы считаем базовым принципом предположение о том, что никакие два индивидуума (объекта, события, реакции, и т. д.) не тождественны (идентичны; абсолютно одинаковы во всех аспектах). Схожим образом, никакой индивидуум не абсолютно одинаков с самим собой в два разных момента времени. Вспомните о том, что Гераклит говорил о вхождении в одну и ту же реку дважды. Как мы отмечали ранее, каждая карта, которую мы делаем по прежней территории – не одинакова с прежней территорией. Мы отметили, что то, что мы ощущаем невербально, наше перцепционное картирование, не является тем, ‘что есть’ – то, что Роберт Пула называл «обнажённым этим» подразумеваемой (выведенной заключением) процессуальной ‘реальности’. Как знание о не-тождественности влияют на наше вербальное поведение, то есть, на то, как мы используем язык? Как нам использовать язык, чтобы было ясно, что то, что мы говорим – это не то что ‘есть’? Как нам пользоваться языком так, чтобы показать, что то, что мы говорим – это не всё, что ‘есть’? Как нам использовать язык так, чтобы показать, что мы может говорить о том, что мы говорим на разных уровнях?

Не-элементализм

Как мы отметили, из современной науки мы заключаем, что мы живём в процессуальном мире. Когда мы абстрагируем невербально, мы испытываем-создаём наши ‘восприятия’ ‘вещей’ из калейдоскопического потока меняющихся отношений. Когда мы разговариваем, мы называем и описываем эти ‘вещи’, которые не существуют такими, какими мы ‘их’ ‘знаем’ отдельно от нашего абстрагирования. Однако когда мы называем и описываем эти ‘вещи’, наш язык склоняет нас подразумевать, что они существуют как отдельные сущности, отдельно от того, как мы о ‘них’ ‘узнаём’.

В ОС мы используем термин ЭЛЕМЕНТАЛИЗМ, чтобы обозначить нейро-оценочный процесс неосознанного разделения, отделения и изолирования с помощью категорий и слов того, что в действительности не существует разделённым, отделённым и изолированным. Этот процесс может начаться ещё до слов, в различных проявлениях узконаправленного внимания. В целом использование языка может структурно склонить нас к дальнейшему сужению. Не зная об этих тенденциях, мы с большой вероятностью можем подразумевать тождественность – и таким образом, получить элементализм. Без этих знаний, мы разделяем, отделяем и принимаем как изолированное то, что не существует в изоляции, пренебрегая важными отношениями, игнорируя контекст, и т. д. Спутывая часть с целым, мы отождествляем наши получившиеся карты с территорией, наши слова – с опытами, наши опыты – с тем ‘что есть на самом деле’.

Унаследованная аристотелева структура языка способствует элементалистической тенденции создавать изолированные элементы из динамических взаимосвязанных процессов, обнаруженных в мире, которые включают нас самих. Мы склонны проецировать эти статичные элементы на что-либо, что мы испытываем.

Мы уже отмечали, что мы можем говорить о ‘мышлении’ отдельно от ‘ощущений’. Мы можем говорить о ‘разумах’ и ‘телах’, ‘структуре’ и ‘функции’, ‘физическом’ и ‘умственном’, ‘пространстве’ и ‘времени’, ‘организме’ и ‘среде’. Мы можем говорить о ‘бессознательном’. Мы можем поступать так, будто мы можем отделить ‘действия’ от ‘последствий’.⁸⁷