Верное слово

– Девяносто шесть, к вашему сведению, – Решетников принялся протирать очки. – Девяносто шесть, и резвее многих.

– Да уж… – совсем тихо заметил Потёмкин. – Любит он напомнить, что «при дворе трёх императоров служил»… Уж про трёх, верно, преувеличивает, но…

– Нисколько, Витя. Трёх императоров, и не только. – Казалось, Решетников даже рад чуть отвлечься от текущего. – Служить начал при Александре Втором Освободителе, карьеру сделал при Александре Третьем Миротворце, а возглавил один из отделов, как это говорится, «охранки» уже при Николае Втором Кровавом…

– При Керенском Владимира Ильича арестовать пытался, говорят, – усмехнулся Виктор Арнольдович.

– Вот именно. Потом у белых служил, лютовал. Потом не слышно о нём было какое-то время, а уже в двадцать третьем, когда институт снова открывали, я его и встретил. Чуть не упал – стоит, в кителе новеньком, фуражка с околышком малиновым, орден боевого Красного Знамени на груди. Когда только получить успел! И «маузер» на пузе. Именной, от Феликса Эдмундовича. Зачем, спрашивается, нашему Кощеюшке «маузер»?

Потёмкин только фыркнул возмущённо.

– Ладно, – Решетников поморщился, с усилием потёр щёки, словно возвращая себя к реальности. – И в самом деле, не стоит лиха будить. Обратит на это Кощей внимание – век не отвяжемся, а если покажется упырю, что не так мы на него посмотрели, то и в виноватые выйдем запросто… Ладно, давайте-ка по делу, пока капитан ваш мешкает. Так что у нас дальше было?

– Что было… от наблюдателя пошло по инстанциям, а я…

– Ну, договаривайте, Витя, договаривайте, – поторопил Решетников.

– Сообщили мне, – выдавил наконец Виктор Арнольдович.

Решетников снял очки, повертел в руках, протёр лишний раз. Долго и тщательно устраивал их на носу, словно архиточный телескоп.

– Разумно, Витенька, очень разумно. Ученики ваши повсюду, я знаю. И Отцу своему верны.

– Так и ваши, Александр Евгеньевич, тоже, – развёл руками Потёмкин. – И вас тоже… во тьме неведения не оставляют, как видите.

– Вижу, Витя. То и ценю. Ну, а почему эти места вы, друг мой, под присмотром держите, можете даже и не говорить. «Зигфриды» тут полегли, если я ничего не путаю, при прорыве из Корсунь-Шевченковского котла. Вы ж тогда с группой их и останавливали, и орден за то получили… Всё верно?

– Верно, – глухо сказал Потёмкин. – Такое не забудешь. Вот и приглядывал.

Решетников кивнул, снова достал из кармана платок, провёл по лбу и бровям, но Виктор всё равно заметил странное выражение, мелькнувшее в глазах старика.

– В общем, примчались вы сюда, Витя, со всей спешностью. И ребят своих привезли. Хотел бы я знать, что вы там, в министерстве, им наплели, когда командировку подписывали. Впрочем, какая разница. – Он пожал плечами. – Что думаете? Данные сложные, но… всё бывает, в конце концов. Ну, так что же? Напишете, что детишки, мол, на магоснаряд напоролись? На наш или вражеский? – Решетников прищурился за толстыми стёклами очков, посмотрел на зелёный холм и перелесок за ним. На склоне в круге истоптанной зелени что-то темнело. К темному тянулся след из примятой травы. Видно, один из поисковиков какое-то время оставался жив и пытался ползти. – К тому же, похоже, не все там мгновенно погибли. Как раз для «снаряда» и сгодится.

– Вот что в отчёте напишу, то с вами и хотел обсудить, учитель.

– Вы, Витенька, меня в ваши игры не втягивайте, – тотчас же покачал головой Решетников. – Хотите, чтобы я помог, – говорите всё толком, в молчанку не играйте.

– Да я и не играю, – развёл руками Потёмкин. – Просто… снаряд… сами понимаете…

– Понимаю, Витенька, понимаю, – почти ласково сказал профессор. – Никакой это не снаряд, не мина, даже не этот, как его, «гефлюгелтен шрекен». Немцы его только на Сандомирском плацдарме впервые применили… И любой из главка, кто хоть что-нибудь в нашем деле смыслит, на это сразу же внимание обратит. Родилась у меня, признаться, пока сюда ехал, мысль, что это две пачки «хеллишен фледермаус», тандемом если. Но теперь вижу, что нет. Ну, так что же остаётся, Витя?

Потёмкин не отвечал.

– Думаете, «зигфриды»? – после паузы спросил старый маг глухо и зло. – Может, не уверены вы, голубчик, были, что добили их, потому и присматривали за округой? А, Витя? Не добили вы их тогда с Герасимовым – может такое быть? Чем их хлопнули-то, напомните?

– Не «зигфрид» это, Александр Евгеньевич, – чуть резче, чем следовало, ответил Потёмкин. – Во всяком случае, не они сами. После всего, чем мы их угостили… Если б уцелели, хоть как, хоть развоплощёнными – половину наших теорий надо в помойку выкидывать. А если уцелели ещё и в истинной плоти – так и вторую половину туда же. Уверен в этом. Потому и вас побеспокоил, что не понимаю, в чём тут дело, пасую. Если б выжили твари – то разве стали бы сидеть здесь, под Корсунем, в полях, шестнадцать лет? Не они это. Я всю ту нашу последовательность до сих пор назубок помню, ночью разбудите – отвечу, не запнусь.