Верное слово

– Всё одна? – тихо спросила Оля, едва они вышли из автобуса. Она единственная из седьмой группы решилась создать семью. О детях речи быть не могло, но впустить в свою жизнь мужчину, тем более – не мага, решилась только Оля. Да и нельзя было представить её, полную, добрую, круглолицую, одинокой старой девой. Если изящная Нелли или тоненькая худощавая Лена Солунь и за сорок выглядели студентками, то Ольга и на первом курсе не была похожа на девчонку. «Мать сыра земля» – прозвали её остряки с курса. Не стали бы они так шутить, знай наперёд, что случится с легендарной седьмой группой. Не могла Ольга переломить свою природу. Ей нужен был очаг, семья, дом, мужчина. И в подругах надеялась увидеть отголосок того женского, чем жила сама.

– Конечно, одна, – отрезала Нелли. – Не ждать же каждый день, что формула аукнется и ты мужа во сне удавишь?

– Так на ночь можно и не оставаться, – бросила Поленька, приподнимая подведённую бровь. – Раз уж я с того проклятого болота вырвалась, неужели буду сама себя запирать? Ну уж нет. Спать можно одной, но жить… Жить надо так, чтоб кипело всё вокруг, чтобы вертелось, менялось. А если запереть себя в четырёх стенах, шарахаться всего, как пуганая ворона, так и будет вокруг всё то же кармановское болото. Оно мне ночами снится.

– И мне. Во сне чувствую, как плечи болят, и всё кажется, что крылья опять идут. Я на себя на ночь малую сеть по Комарову набрасываю, – попыталась смягчить резкость подруги Лена. – Я же в общежитии живу пока. Вот и подстраховываюсь.

– И я Комарова, – подхватила Юля Рябоконь. Время стёрло с её лица вечные веснушки, непослушные волосы туго закручены на затылке – от прежней смешливой Юльки не осталось и следа. На Симу она бросила взгляд лишь раз – когда вошла в автобус, идущий на кладбище. С той поры смотрела только на подруг. Видимо, держать зло на покойного учителя не получалось, но простить Симе, что та слишком легко забыла одиннадцать кармановских лет, смерть Саши и по первому зову осталась с Виктором, – этого Рябоконь, знать, так и не смогла.

«На меня Витя Рюмина набрасывал», – хотела поддержать разговор Сима, но осеклась. Резкое осознание того, что Виктора больше нет, ударило наотмашь – потемнело в глазах.

– Рюмина надо, – снова заговорила Рощина серьёзно, словно услышав мысли Симы.

Дождь перестал. Выглянувшее солнце тотчас высушило и накалило асфальт, заблестели витрины. Тягостная задумчивость, что давила на всех по дороге с кладбища, начала отступать. Стайка женщин двинулась к метро.

– А Варшавского не добавить? – хохотнула Нина. Работая локтями, она врезалась в толпу у входа в подземку. Девочки потянулись за ней, как небольшие лодочки за ледоколом. – Что мы тебе, демоны? Мудришь, Оль. Комарова за глаза хватит.

– Мало Комарова, – совсем тихо проговорила Оля, опустив глаза. – Ольге Колобовой не хватило. Хорошо, Володи, её жениха, рядом не было.

Расспрашивать было бесполезно. На эскалаторе прямо перед ними шумно спорили несколько молодых рабочих. Через минуту всё заглушил грохот подходящего состава.

В вагоне было слишком людно – горожане ехали по домам со смен. В разговоре повисла длинная, тяжкая пауза. Рассаживаясь за сдвинутыми вместе столиками в кафе, они всё ещё молчали.

– Что с Олей? – наконец спросила Сима, понимая, что остальные не решатся. – Формула?

Рощина кивнула, напряжённо стиснув пухлые руки.

– Она тоже Комарова набрасывала, – проговорила она. – На пару недель на Украину поехала. Отдохнуть хотела, меня звала. Но я отказалась, Серёжа мой заболел, я его дома сама заговаривала. Вот Ольга одна и поехала. Не знаю, что там произошло. Я только почувствовала, что она оборачивается. Вас-то я уж давно не чую, а с ней мы всегда как родные сёстры были. Я едва сама в метаморфозу не слетела. Скорее на вокзал, взяла билет – и за ней. А там уже Володя. За полчаса до меня приехал. Нам уже только тело показали, и то не сразу.

– И что? – спросила Сима. Тревога кольнула тонкой иглой. Странный тон был у Ольги. Сквозили в нём не только горе и тоска по подруге.

– Они не думали, что я маг дипломированный, попрощаться оставили, – продолжила Оля. – После спохватились, правда, но я уже по Чикитскому прошла. Потом сказали, что там очаг магоактивности открылся. Может, Ольга под поле попала, и формула дала о себе знать. Может, спасти кого хотела, сама в очаг полезла. Только не сумела она обратно перейти. Закрыли всё. Мне, понятно, правды рассказывать не велено было. Вот и сказали, что случайная жертва магической активности.

Рощина замолчала, словно не решаясь выговорить то, что два без малого месяца лежало у неё на сердце.

– Ну что? – одновременно спросили Сима и Нина. – По Чикитскому что нашла? Чем она себя?

– Нашла остатки фона от сетки Рюмина – Варшавского… след двойного Гречина. Затёртый. И… заклинание против брони.

Оля опустила глаза. Следом за ней уставились в пол Поленька и Юля.