Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти

Вероятность того, что в нашем с матушкой разговоре проклюнется слово «трусики», тяготеет к астрономически малым величинам. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Не первый день знакомы. В лучшем случае она скажет: «нижнее белье» или еще какую-нибудь херь в этом же духе. И я почти с ужасом понимаю, что просто не смогу сделать ноги от матушки, пока она вот такая. Только не сегодня, только не сейчас. Мне нужно как следует все обдумать, одному.

– Пойду подышу воздухом, – говорю я и встаю со скамейки.

Матушка раскидывает руки в стороны.

– Нет, вы только подумайте – как это называется?

– Да нет, я просто в парк схожу или еще куда.

– Но, Вернон, скоро одиннадцать часов ночи.

– Ма, перестань ты дурью маяться, меня привлекают как соучастника по делу о групповом убийстве…

– Не смей ругаться на мать – после всего, что мне пришлось пережить!

– Я не ругался!

Повисает пауза: ей как раз хватает времени, чтобы сложить руки на груди и утереть плечом левый глаз. Жуки-щелкуны отрываются где-то поблизости, а впечатление такое, что это у нее потрескивает кожа.

– Знаешь что, Вернон Грегори, будь сейчас здесь твой отец…

– И что бы он сделал? Я всего-навсего хотел сходить в парк.

– А я всего-навсего хотела сказать, что взрослые люди зарабатывают деньги и вносят свой вклад, пусть небольшой, то есть встают по утрам пораньше, то есть я хочу сказать, в этом городе, наверное, тысяча детей, и что-то никто из них не гуляет в парке но ночам.

Вот так, тихо и с любовью, она спускает меня с поводка и доводит до той точки, за которой ты начинаешь смотреть на себя и слышать себя вроде как немного со стороны и понимать при этом, что вот сейчас это как бы не совсем твое тело начнет совершать как бы не совсем свойственные тебе поступки.

– Да? – говорю я. – Да? Тогда у меня для тебя кое-какие новости, с пылу с жару!

– Что такое?

– Я даже и говорить тебе не хотел, пока, но если ты вот так со мной – я уже говорил с мистером Лассином насчет работы, поняла?

– Да? И когда ты приступаешь?

По губам у нее пробегает тень улыбки. Она прекрасно отдает себе отчет в том, что я сейчас собственными руками рублю себе бревнышки для креста. Брови у нее уже вскинулись выше, чем Христос на распятии, я вижу, к чему она готовится, и это подхлестывает меня еще того сильнее.

– Может, даже завтра.

– И что это за работа?

– Просто помощником, и все дела.

– Я была когда-то знакома с женой Тайри, с Хильдегард.

Таким образом она поднимает ставку: чтобы я, типа, имел в виду, что она в любой момент может случайно встретиться с женой Тайри. Но я туго держусь взятой линии; я на все готов, чтобы в очередной раз не проиграть в нашей игре в ножички. Моя старушка в ножички не проигрывает. И эту партию она еще не проиграла.

– Да, а как насчет доктора Дуррикса? Я просто умру, если полиция еще раз приедет к нам домой…

– Я могу работать по утрам.

– А что подумает Тайри Лассин, если ты не будешь выходить на полный рабочий день?

– Мы с ним обо всем уже договорились.

– Значит, теперь, раз ты у нас уже такой взрослый, и все такое, ты сможешь платить мне немного денег – за жилье.

– Да, конечно, ты можешь забирать большую часть денег – да хоть все эти деньги, если тебе нужно.

Она вздыхает так, словно я уже задолжал ей за постой.

– Первым делом нужно будет рассчитаться с электрической компаний, Вернон, – когда у тебя первая получка?

– Ну, может быть, удастся взять аванс.

– Без какого бы то ни было послужного списка?

– А почему бы и нет? – говорю я, щурясь в темное ночное небо. – Ну, а теперь я могу пойти и погулять в парке?

Она мечтательно прикрывает глаза, ее брови в невинном восторге взлетают выше некуда.

– А разве я говорила, что не разрешаю тебе ходить в парк…

Вряд ли стоит особо говорить о том, что нет ни хуя никакой такой работы. И вот он я, стою, как говна объевшись – от того, что я только что натворил, – и в лицо мне дует пахнущий текилой ветерок. Вранье кишит вокруг меня, как муравьи на муравьиной куче.

– Теперь тебе, наверное, нужно будет давать по утрам с собой что-нибудь на обед, – говорит матушка.

– Да нет, обедать я буду приезжать домой.

– От Китера? В такую даль?

– Двадцать минут на велике.

– Да что ты говоришь, туда на машине-то ехать почти двадцать минут…

– Не-а, я знаю, где и как срезать.

– В общем, лучше я, наверное, созвонюсь с Хильдегард Лассин и узнаю, чего они хотят. Глупость какая-то, честное слово.

– Ладно, ладно, обеды буду брать с собой.

– Вы тут все поумираете, а мне об этом так никто и не скажет? – Пам пинком распахивает дверцу «меркури» и переводит дух, прежде чем приступить к многотрудному процессу вставания. Из-под ног у нее выпрыгивает что-то страшное – размером с лягушку-быка, не меньше, вот вам крест.

– Верни, иди помоги старушке Пальмире со всеми этими пакетами. Я названиваю на ваш чертов номер уже целую вечность.