Верноподданный (Империя - 1)

Она сняла шляпу. Он попросил ее сесть на диван, и она села. Даже послушно поцеловала его. Но, тогда как губы ее улыбались и целовали, взгляд был застывшим, отсутствующим. Вдруг она с силой притянула его к себе: он испугался, ему показалось, что это ненависть. Но потом убедился, что она любит его горячей, чем когда-либо.

- Сегодня было чудесно. Верно, моя маленькая, сладкая Агнес? - сказал он, ублаготворенный и благодушно настроенный.

- Прощай, - сказала она, лихорадочно протягивая руку за зонтиком и сумкой.

Дидерих еще только одевался.

- Однако как ты торопишься...

- Больше я, кажется, ничего не могу для тебя сделать...

Она была уже у дверей. И вдруг припала плечом к косяку и словно приросла к нему.

- Что случилось? - Подойдя ближе, Дидерих увидел, что она всхлипывает. Он положил руку ей на плечо. - Ну, что с тобой?

В ответ она судорожно, навзрыд заплакала. Казалось, слезам не будет конца.

- Агнес, Агнес, - повторял Дидерих. - Что случилось вдруг, мы же были так счастливы... - И беспомощно спросил: - Я чем-нибудь расстроил тебя?

Между приступами слез она произнесла, задыхаясь:

- Я не могу больше. Прости.

Он отнес ее на диван. Когда рыдания наконец утихли, Агнес пристыженно сказала:

- Я ничего не могла с собой поделать. Это не моя вина. Прости.

- Может, я виноват?

- Нет, нет. Это все нервы. Прости!

Он бережно и терпеливо проводил ее до экипажа. Но немного спустя ему и этот приступ стал казаться наполовину игрой, средством окончательно завлечь его в ловушку. С этого дня его настойчиво преследовала мысль о кознях, которые строятся против него, о посягательстве на его свободу и карьеру. Он защищался внезапной резкостью тона, подчеркиванием своей мужской самостоятельности, а как только чувствовал, что готов смягчиться, холодностью. По воскресеньям, сидя у Геппелей, он был начеку, как во вражеском стане: сухо вежлив и неприступен. Когда же он закончит свою дипломную работу? - спрашивали у него. Этого он сам не знает, отвечал он, решение задачи будет найдено, может быть, завтра, а может быть, через два года. Он подчеркивал, что в финансовом отношении будет и впредь зависеть от матери. Ему еще долго придется все свое время отдавать делам и ни о чем другом не думать, А когда Геппель заговорил об идеальных ценностях жизни, Дидерих отрезал:

- Не дальше, как вчера, я продал своего Шиллера{88}. Я не страдаю никакими маниями, я на все смотрю трезвыми глазами.

Ловя на себе после такой отповеди немой и грустный взгляд Агнес, он на мгновение смущался, и ему чудилось, что не он сам это сказал, что он бредет сквозь туман, говорит не то, что нужно, и действует против собственной воли. Но ощущение это быстро забывалось.

Агнес приходила лишь в тот день и час, которые он назначал ей, и уходила, как только ему пора было идти в лабораторию или в пивную. Она больше не звала его в картинные галереи, не предлагала погрезить перед прекрасным пейзажем, с тех пор как он, остановившись перед витриной колбасного магазина, сказал, что такая витрина для него лучший вид эстетического наслаждения. Не без боли в душе он наконец заметил, что они теперь очень редко встречаются. Он упрекнул Агнес, что она не настаивает на более частых встречах.

- Прежде ты была другой.

- Я жду, - сказала она.

- Чего?

- Что и ты станешь, каким был прежде. О! Я уверена, что так и будет.

Он промолчал из боязни каких-либо сцен. Однако вышло так, как она предсказывала. Работа его была наконец закончена и одобрена, оставался один пустячный устный экзамен, и Дидерих, в преддверье новой жизни, находился в приподнятом настроении. Когда Агнес принесла ему свои поздравления вместе с букетом роз, он разразился слезами и сказал, что всегда, всегда будет ее любить. Она сообщила, что отец на несколько дней отправился в деловую поездку.

- А дни стоят чудесные...

Дидерих тотчас же подхватил:

- Этим надо воспользоваться! Такая возможность нам никогда еще не представлялась!

Решили поехать за город. Агнес знает одно местечко под названием Лесная Чаща, уединенный уголок, такой же романтичный, как и его название.

- Мы будем весь день неразлучны!

- И всю ночь, - добавил Дидерих.