Верность

Пока продолжается путешествие Карбышева, не мешает бегло обозреть происходящее в стране. Лето 1908-го на исходе. Больше года прошло с момента третьеиюньского государственного переворота. Помещик Столыпин председательствует в царском правительстве, черносотенцы зверски расправляются с участниками подавленной революции. Днем и ночью, без перерыва, заседают военно-полевые суды. Палачи вершат казни. По всей России вырос лес виселиц, прозванных народом «столыпинскими галстуками».

Тысячи революционеров погибли. Десятки тысяч— за решетками тюрем и острогов, сосланы в Сибирь. Ряды большевиков сильно поредели. Уцелевшие партийные организации — в глубоком подполье. Невмоготу тяжко, но борьба продолжается.

Дмитрий Михайлович, безусловно, знал о казнях, о бесчинствах черносотенцев — об этом сообщалось не только в большевистских листовках, нелегальных газетах, но и в правительственной печати с целью устрашения народа.

Поведение Дмитрия Карбышева в недавнем прошлом не оставляет сомнений в том, как он реагировал на происходящее. Его возмущало насилие, разнузданность реакции. Но на людях — сдержан. Об этом свидетельствуют воспоминания полковника Владимира Максимовича Догадина, товарища Карбышева по академии, сослуживца по Брестской крепости.

«В августе 1908 года в Петербург съехались со всех концов России сто офицеров разных родов оружия с целью держать вступительный экзамен в Военно-инженерную академию. Среди них было семь артиллеристов, один моряк и один из гвардейской пехоты; остальные — офицеры инженерных войск: саперы, понтонеры, минеры, воздухоплаватели и железнодорожники… Поручик Карбышев при сдаче экзаменов показал серьезную и тщательную подготовку. Как сейчас вижу его небольшую стройную фигуру у классной доски со слегка наклоненной головой и серьезным лицом. Он спокойно и уверенно отвечал на вопросы своего билета, чуть помахивая утвердительно правой рукой с мелком в такт своим словам…»

Экзамены закончены. За 25 дней сдано 23 предмета. Несмотря на то что все абитуриенты прошли довольно строгие предварительные испытания в военных округах, из ста офицеров экзамены выдержали только 30. На первом месте по баллам оказался моряк Ларинцев, избранный старостой младшего класса. Рядом с ним занял место в первом ряду посреди аудитории Карбышев. Пока еще он по успеваемости второй.

Слушатели не знакомы друг с другом. Видятся только на лекциях. Живут в разных районах столицы на частных квартирах. Гостей к себе не зовут: напряженная учебная программа — не передохнуть, да и мала стипендия. «Поэтому у меня, — объясняет Догадин, — не было возможностей ближе присмотреться к Карбышеву. Он был таким же, как и все остальные товарищи, только отличался большей сдержанностью и как бы настороженностью, которая казалась нам сухостью.

Зато после весенних экзаменов, на практике по геодезии, проводившейся в районе Парголово — Бело-остров, к северу от Петербурга, мы несколько сблизились, — все офицеры жили во время съемок в деревне Юкки.

Жизнь у нас была напряженной и трудной. За один месяц каждому предстояло выполнить большой объем мензуальной, глазомерной, инженерной и геодезической съемок.

И вот здесь-то всех поразил Карбышев. Он обладал особым умением выполнять чертежи, артистически работал чертежным перышком.

В то время как мы наводили на план горизонтали очень осторожно специальным кривым рейсфедером, вращающимся по оси, Дмитрий Михайлович обходился обыкновенным чертежным пером. В его руке оно оживало и безошибочно бегало по листу ватмана.

В ответ на наше единодушное восхищение он, будто обмолвившись, заметил:

— Что ж тут удивительного? Ведь я около года зарабатывал себе хлеб этим делом.

Но он нам тогда не сказал, почему это так случилось. А мы, конечно, не стали его расспрашивать.

Только теперь мне стала понятна его замкнутость и занятие черчением, когда в его биографии я прочитал о том, что он вынужден был уйти с военной службы в запас из-за обвинения в агитации среди солдат…»

Догадин приводит характерный эпизод. В старшем классе профессор дал задание на дом — составить и на следующий день принести проект свода. При выполнении этого задания Карбышев «показал удивительную работоспособность и явную склонность к детализации. Да еще какую-то вдумчивую обстоятельность при решении технической задачи.

Я навсегда запомнил тот день, когда мы принесли профессору показать чертежи сводов. У каждого из нас проект занимал половину ватманского листа, не больше, а то и меньше.

Карбышев подготовил столько вариантов свода, что чертежи его едва поместились на двух ватманских листах. Если бы мы не готовили этот проект одновременно, я бы никогда не поверил тому, что можно одному человеку столько успеть за одну ночь.

Нас изумила такая работоспособность. А он в ответ на наше изумление тихонько посмеивался и бросал в наш адрес в равной мере острые и добродушные реплики.

Готовность Карбышева выполнять задания педагогов тщательно, обстоятельно и быстро была исключительной…»