Верность

Гедройц так суетился, что Нахабову и Хрептовичу стало противно. И чего это он рассыпается перед этими штафирками! Подумаешь, мореходы! Однако они промолчали и налегли на водку. После второй рюмки капитан «Эривани» Гляссер приступил к делу:

– Мы только что с Оскаром Генриховичем были у харбор мастера и выполнили ваше поручение, Станислав Цезаревич.

– Ах, Лев Львович! Оскар Генрихович! Мы вам так благодарны, так благодарны! – заторопился Гедройц. – Ведь это такой тихий, скромный человек, талантливый врач. Многие в Шанхае обязаны ему исцелением. Ему непременно нужно помочь. Так харбор мастер обещал вмешаться и его освободить?

– В том-то и дело, что не обещал и вообще не хочет вмешиваться. Говорит, что такие вопросы в его компетенцию не входят. Советовал обратиться к китайским военным властям.

– Как жаль! Как жаль! К китайским военным властям! Это совершенно бесполезно, господа. Аресты и расстрелы у них самое заурядное явление, и их этим не заинтересуешь.

– Станислав Цезаревич прав, господа, – вмешался Нахабов. – Я хорошо знаю китайских военных. Какой же это начальник, скажут они, если он ни может арестовать и отлупить палками подчиненного. Они этим делом заниматься не станут, да и с Клюссом у них контакт после памятного инцидента с часовым. Нет, к ним обращаться бесполезно. Я бы рекомендовал поднять на ноги прессу, русскую и иностранную. Общественное мнение, знаете, может заставить даже большевиков…

– Именно, именно через газеты… Но есть ещё способ, – наморщил лоб Гедройц, – вот если бы оба капитана с частью своих команд явились на «Адмирал Завойко», ведь вы рядом стоите, и потребовали бы освобождения невинно арестованного… Люди труда, так сказать, кочегары, машинисты, матросы. Я думаю, тогда бы Александр Иванович его освободил. Ведь зачем ему, в сущности, Полговской? Павловский хочет на его крови сделать карьеру: вот какой я комиссар! Разоблачил и задержал шпиона!

Гляссер и Совик, капитан «Астрахани», переглянулись. Затем заговорил Совик, с эстонским акцентом, вертя в руках массивный серебряный портсигар:

– Это невозможно, господа. Мы даже у себя не можем навести должный порядок и, как требует контора, уйти во Владивосток. На наших пароходах тоже завелись большевики. Тут вы нам сначала должны помочь: прислать нам моряков, которые будут слушать только капитана. А пока у нас такой разброд, что не приходится и говорить о каких-либо организованных выступлениях. По-моему, в вопросе освобождения Полговского самое реальное – пресса.

Гедройц вытер салфеткой лоб.

– Пресса, вы говорите? Что ж, попробуем здесь, в Шанхае. В Харбин напишем, во Владивосток. Но что это даст? Газетам нужна сенсация. Какой-нибудь громкий инцидент со стрельбой и кровью. Вот тогда бы писаки застрочили! Да и то их хватит на два, от силы три номера, а там новая сенсация на бесполезную для нас тему. События нужны, господа, создавать их надо. А мы… Да что говорить!

– Совершенно ясно, что с захватом «Адмирала Завойко» ничего не получилось, – пробасил Нахабов, – и в будущем не получится. Ведь так, Виталий Федорович?

Хрептович молчал, занятый своими ногтями.

– Так вот, господа, я думаю, что теперь нужно стремиться не к захвату, а к интернированию большевистского корабля. Это кратчайший путь и к освобождению Полговского.

– Вряд ли китайцы по нашей просьбе, Петр Саввич, захотят интернировать русский корабль, – поднял глаза Хрептович. – Для этого нужен какой-то повод.

– Повод обязательно будет. Но чтобы за ним последовало интернирование, надо действовать заранее через Харбин и Мукден.

Все с интересом смотрели на Нахабова.

– Почему, Петр Саввич, через Мукден, а не через Пекин? – спросил Хрептович, оставив в покое свои ногти.

– Потому, Виталий Федорович, что скоро Мукден будет в Пекине. Ха, ха, ха! – раскатился бас Нахабова. Он потянулся к графину и, налив всем рюмки, провозгласил: – Выпьем, господа, за некоронованного императора Маньчжурии, за «великого хунхуза». За восходящую звезду на политическом горизонте Китая, которая, бог даст, поможет нам!

98

Четвертые сутки канонерская лодка «Магнит» отстаивалась в проливчике между двумя островками. Ждали радиограммы о выходе из Шанхая «Эривани» и «Астрахани». Июльская жара, хотя и смягченная морем, давала себя знать. Горизонт исчезал во мгле, влага оседала на всем, одежда и обувь покрывались зеленой плесенью. А радио молчало.

Команда изнывала от жары и безделья. Офицеры с утра до вечера играли под кормовым тентом в «козла» и в трик-трак. Ночи были попрохладнее, мелькали зарницы. На рейд возвращалось много рыболовецких джонок, мимо проплывали их тусклые фонари. Не давали спать запахи улова и перекличка рыбаков. Утром обильная роса сгоняла вниз расположившихся на палубе.