Верность

– Бей их! Чего смотрите! – закричал ставший пунцовым Фолк. Сгрудившиеся вокруг него эриванцы стали медленно и нерешительно приближаться к выходящим из машинного отделения.

Штурман выхватил огромный кольт:

– Стой! Ни шагу дальше!

Наступавшие, увидев дуло оружия, замерли.

– Смелее, ребята! – подбодрял Фолк. – Он не посмеет стрелять! Мы в иностранном порту!

– На это не надейтесь, – с мрачной улыбкой сказал штурман, взводя курок, – я буду стрелять, даже если меня за это повесят!

Оказавшиеся впереди быстро отпрянули.

– Ещё выстрелит, бандюга! – проворчал кто-то.

А Фолк был уверен, что штурман стрелять не будет. Он бросился на Беловеского, стараясь схватить его за руку и вырвать пистолет. Но штурман сделал шаг назад и отвел пистолет в сторону. Фолк покачнулся, схватил Беловеского за грудь, чтобы не упасть. Затрещал китель, по палубе покатились пуговицы. Фолк был тяжел и тянул штурмана к себе. «Только б не упасть», – пронеслось в сознании Беловеского, и он с размаха ударил Фолка по лицу тяжелым пистолетом, а вслед за тем правой ногой в пах.

Фолк выпустил штурмана и с залитым кровью лицом рухнул на палубу. Согнувшись от боли, он дико закричал:

– Спасите! Убивают!!

Отступив на два шага, штурман снова поднял пистолет. За его спиной стояли машинисты, положив свою ношу на палубу, Губанов с револьвером, механик Лукьянов и бледный Рогов. На верхней площадке трапа стоял Попов с браунингом в руке.

– А ну разойдись! – рявкнул штурман. – Или будем стрелять!

Эриванцы затопали по палубе. Под ноги штурману полетел пожарный лом. Подпрыгнув, Беловеский заметил, что его только что поверженного противника уже нет. На палубе остались лишь следы крови.

– Удрал, мерзавец, – сказал он Рогову, – а то бы я взял его с собой.

– Зачем?

– Для оказания медицинской помощи, – с мрачной усмешкой ответил штурман, – ведь изо всех сил старался, негодяй, чтобы я выстрелил.

– С ним ещё будут хлопоты. Я думаю вот что: оставьте на палубе кулиссную тягу. Берите с собой пальцы, гайки, все болты и штыри. Без них её на место не поставишь, да и ставить мы не дадим. А оставите тягу – страсти несколько остынут.

– Товарищ штурман! – прервал его Попов. – Нам шимафор.

Обернувшись к своему кораблю, штурман стал читать взмахи флажков сигнальщиков: «спустите сигнал». Он посмотрел вверх. Действительно, на штаг-карнаке «Эривани» вился трехфлажный сигнал. Обернулся к своей команде:

– Дойников! Бегите на мостик, спустите их сигнал и, чтобы больше не сигналили, выдерните все фалы.

Матрос бросился исполнять приказание. К борту подошел катер. Улыбающееся лицо Панкратьева говорило об успехе. Собравшиеся на баке эриванцы грозили кулаками Клюссу:

– Пираты! Разбойники! Продажные шкуры!

– Как у вас там? – раздался снизу голос командира. – Готово?

– Готово, Александр Иванович! – ответил штурман.

Снова взрыв негодования:

– Старпома нашего убили! Вы за это ответите! Веревка по вас плачет!

– Что у вас там произошло? – крикнул Клюсс. – Стреляли?

– Не стрелял, Александр Иванович, но дал Фолку по морде.

– Искалечили?

– Не думаю. Удрал без посторонней помощи.

– Ладно, разберемся после. Спускайтесь всё в вельбот!

Как только шлюпки отвалили, эриванцы бросились к трапу, грозили вслед кулаками.

Клюсс усмехнулся:

– Теперь не уйдут. Пусть стоят и разводят пары.

– А на буксире, Александр Иванович, их не уведут? – спросил Григорьев.

– Пусть попробуют. Мы катеров к ним не подпустим, – отвечал командир, сверкнув глазами, – только вот Рогова и других наших сторонников они могут избить…

Встретивший командира Нифонтов доложил, что сигнал «Эривани» «на судне бунт» разобран китайской рейдовой станцией. Клюсс сейчас же распорядился:

– Приведите себя в порядок, Михаил Иванович, берите саблю и поезжайте к начальнику рейдовой охраны. Передайте ему от моего имени, что на русском пароходе команда перепилась и был бунт, который усмирен десантом с «Адмирала Завойко». Скажите, что сигнал был для нас, и попросите его не беспокоиться. Драгоманом возьмите с собой Митю, – закончил он с улыбкой.

Когда штурман вернулся и доложил, что начальник рейдовой охраны удовлетворен объяснениями по поводу сигнала, Клюсс решил не ждать, пока случившееся станет достоянием газет, и поспешил к китайскому комиссару по иностранным делам.

Доктор Чэн незамедлительно принял русского командира. Узнав о происшедшем, Чэн задумался:

– Я понимаю, командир, что в интересах вашей республики вы не могли допустить перехода русских пароходов в воды Международного сеттльмента. Понимаю и то, что у вас не было времени для дипломатической переписки… Но теперь будет большой скандал, дойдет до Пекина. Кто знает, как там на это посмотрят?

– Если бы так поступила британская канонерка – просто пропустили бы мимо ушей.

– И вы считаете это правильным?

– Нет, не считаю, так как мы стоим на платформе равноправия. Но наша политика прямолинейна, а ваша нет. Правда, я не могу по этому поводу быть к вам в претензии: ваше государство ещё не освободилось от засилия и интриг иностранцев.