Верность

Боясь помешать, он осторожно заглянул в люк. Кубрик был полон народа, все молча слушали и тоже, наверно, думали о родном городе. Некоторые с тревогой: как-то их там примут, недавних матросов белой флотилии? По суровому рыжеусому лицу Временщикова действительно катились слезы. Что он почти два года назад оставил во Владивостоке? Штурман не знал. «А еще ротный командир!» – упрекнул он себя.

132

На другой день утром Павловский и Глинков пришли к Клюссу поделиться предпоходными соображениями. Ни тот, ни другой ещё не осознали подвига, совершенного экипажем «Адмирала Завойко», и даже мысль об этом не возникла в их сознании. Они не могли представить себе, что пройдут годы и люди по заслугам оценят их поступок, а их корабль будут называть дальневосточной «Авророй». Сейчас они думали только об ответственности за допущенные ошибки.

– Во Владивостоке нас после доброй встречи заставят держать ответ за все промахи. Каждое лыко могут поставить в строку, – сказал Глинков.

Павловский хмурился. Он знал, что сейчас начальником морских сил Дальнего Востока назначен Кожанов, тот самый Кожанов, который вместе с ним поступал в Гардемаринские классы, плавал на крейсере. Штурман был там членом судового комитета. А теперь Кожанов, овеянный славой и пороховым дымом гражданской войны, будет решать их судьбу. Какой он теперь? Как встретит прежних своих товарищей гардемаринов – теперешних комиссара и штурмана вернувшегося из-за границы корабля?.. Вслух он сказал:

– А грехов у нас накопилось более чем достаточно. С белой флотилии приняли группу матросов, поверив на слово, что они будут честно служить в Красном Флоте. Несмотря на запрет, взяли на борт пассажиров, не имеющих въездных виз. Восемь месяцев держим под арестом без суда и следствия изменника Полговского, вместо того чтобы расстрелять его, хотя этой участи он всё равно не избежит, – перечислял Павловский, загибая пальцы на левой руке.

Клюсс внимательно слушал, но легкая улыбка не сходила с его лица. Он не придавал серьезного значения тому, о чём говорили комиссар и Глинков. На душе было светло и радостно. Все невзгоды остались позади, все испытания пережиты, а что сделано не по правилам, так это продиктовано жизнью, и ответственность за это не страшна.

– Кого ещё возьмем кроме семей командного состава? – в заключение спросил комиссар.

– Возьмем инженер-механика Скворцова с «Байкала», он поможет штабу уточнить многие вопросы, – отвечал командир.

– Эх, Александр Иванович! Семь бед – один ответ! – воскликнул Павловский. – Возьмем уж и жену матроса Токарева. Удрала она из Владивостока по глупости. Нельзя же её здесь бросать. Раз взяли мужа, надо брать и её. Ведь ребенок у неё.

– Согласен, Бронислав Казимирович, возьмем. А штурман никого не просит прихватить?

– У штурмана не оказалось знакомых, стремящихся во Владивосток, – заметил Павловский. – Ему следует вспомнить об оставшихся в Приморье знакомых девицах. Не все же успели выйти замуж за эти два года.

– Так вот! Все пассажиры должны быть на борту в понедельник не ранее спуска флага и не позже полуночи. Снимаемся во вторник сразу после подъема флага. Пойдем без лоцмана.

133

Понедельник прошел в денежных расчетах. Целый день по палубам и коридорам сновали китайцы снабженцы. Разошлись все привезенные Белли деньги, только тысячу долларов командир запер в сейф, на случай вынужденного захода в какой-либо порт.

Вечером кают-компания тепло проводила в Пекин Белли. После спуска флага начали прибывать пассажиры. Во многих каютах раздались женские голоса и детский плач. Наконец всё стихло, корабль заснул перед дальним походом. Бодрствовали только вахтенные и часовые.

Павловский уже собирался раздеться и лечь спать, когда в дверь постучали.

– Да! – крикнул комиссар.

Дверь осторожно приоткрылась, и в каюту просунулось лицо Тимошевского, перебежавшего с «Магнита».

– Извиняйте, товарищ комиссар, может, я не вовремя. Тогда я могу уйти…

– Нет, зачем же! Садитесь, и поговорим.

– Вы уже знаете, товарищ комиссар?

– Ничего я пока не знаю, но вы мне расскажете. Садитесь, не стесняйтесь. Вот сигареты. Закуривайте.

Павловский распечатал свежую пачку и закурил первым.

– Ну так что? Я вас слушаю. Что-нибудь случилось?

Тимошевский мял сигарету. Закурив, несмело начал:

– Я на Камчатке, товарищ комиссар… был свидетелем… как офицеры партизанского командира убивали…

– А как фамилия этого командира, не знаете?

– Рябиков, говорили. Он на «Свири» долго в трюме сидел.

Павловский покраснел. «Значит, всё-таки убили Рябикова», – с ужасом подумал он.

– Расскажите подробно, товарищ Тимошевский, обо всём, что вы видели и слышали. Мы о смерти Рябикова ничего не знаем.