Так было положено начало «полемике». Это внесло надежду в трепещущее от страха сознание Полговского: ему казалось, что Нифонтов постарается смягчить допрос и не уступит комиссару, которого считал своим главным врагом.
– Прошу задавать вопросы находящемуся под следствием судовому врачу Григорию Ивановичу Полговскому, – заключил председатель, важно надув губы.
Павловский немедленно задал первый вопрос:
– Расскажите, где вы были девятого февраля с восьми до десяти вечера, кого видели, о чем говорили?
Полговской понял, что его предал кто-то, бывший с ним у Зайцевой, и решил факт встречи с семеновскими генералами не отрицать.
– Как вы узнали, что это были генералы? – продолжал Павловский. – Они были в форме? Или вы знали их в лицо?
– Нет, они были в штатском. Но когда меня знакомили, мне говорили: это генерал Тирбах, это Савельев, это Сыробоярский.
– Значит, вы в доме генеральши Зайцевой видели их впервые? – спросил председатель.
Полговской повеселел и с готовностью отвечал:
– Конечно, впервые, Николай Петрович. Я очень был удивлен, зачем я им понадобился.
– Они вам сказали, что намерены захватить «Адмирал Завойко»? – строго спросил комиссар.
– Сказали. А я им отвечал, что захватить-то захватите, а увести корабль из Шанхая вам не удастся.
– Как это захватят? Значит, нас перебьют? И почему увести не удастся? – спросил штурман.
– У командира на этот счет договоренность с китайскими властями.
– Откуда вы это знаете? – спросил комиссар.
– Мне так говорили. Я сам так думаю.
– Кто вам говорил? – настаивал комиссар.
Полговской молчал.
– Кто же вам это сказал? – ещё раз спросил комиссар.
Полговской продолжал отмалчиваться.
– Если не хотите отвечать, это ваше право, – вмешался председатель. – Яков Евграфович, – повернулся он к ревизору, – зафиксируйте это в протоколе.
– Пусть объяснит, почему он не хочет отвечать! – вспылил комиссар. Полговской, заметив это, несмело улыбнулся:
– Я просто не помню, Бронислав Казимирович.
– Помните, но не хотите сказать!
– Бронислав Казимирович! Подследственный должен давать показания в спокойной обстановке, без всякого принуждения. Даже словесного.
Наступила пауза. «У меня бы он заговорил», – подумал Павловский.
– Кого и когда вы поставили в известность о намерениях генералов? – спросил штурман.
Полговской молчал.
– Отвечайте же! – опять не выдержал комиссар. – Поставили или нет об этом в известность командира?
– Нет, не поставил.
– Кочегара Ходулина поставили, а командира нет. Почему?
Полговской пропустил фамилию Ходулин мимо ушей.
– Я не придал этому значения. Мало ли что говорят, даже генералы.
– А ведь вы сказали, что экипаж корабля, на котором служили, готов отразить нападение белогвардейцев? – спросил штурман.
Наступила пауза. Нифонтов прервал её:
– Считаю этот вопрос бесполезным. Подследственный присутствовал, когда командир объявил экипажу о готовящемся нападении, и даже стоял на вахте во время попытки группы Хрептовича пристать к нашему борту. Значит, знал.
– Да, я об этом знал. Но потом совсем забыл. Считал, что дальше разговоров дело не пойдет. Потому и не доложил командиру, – оправдывался Полговской.
Нифонтов удовлетворенно кивнул головой:
– Яков Евграфович, занесите в протокол ответ подследственного.
– От кого и для какой цели вы получили два пистолета с большим запасом патронов, обнаруженные в тайнике в вашей каюте? – спросил комиссар.
– Я их не получал и ничего о них не знаю. Это, наверное, пистолеты того, кто до меня жил здесь.
– Зачем же он их оставил?
– Наверное, не успел захватить. А может быть, и до него они были кем-нибудь там спрятаны.
– Навряд ли, – вмешался штурман, – посмотрите, на каждой коробке патронов клеймо с датой их изготовления, поставлено на фабрике в Льеже: август 1921 года. Значит, в Шанхай они могли быть доставлены не ранее сентября, когда вами уже была занята эта каюта. Как вы это объясните?
Полговской молчал.
– Отвечайте же, ваши это пистолеты? – настаивал комиссар.
– Я уже сказал, что ничего о них не знаю, – упорствовал Полговской. Лицо его покрылось красными пятнами.
Григорьев скрипел пером с едва заметной улыбкой. «Зарезал его штурман, – думал он, – теперь не вывернется». Нифонтов укоризненно смотрел на Полговского.
– Откуда у вас чековая книжка? Какая сумма у вас в банке? – спросил комиссар.
– Эти деньги – мой доход от медицинской практики на берегу. Часть из них принадлежит моему компаньону доктору Михайличенко.
– Какая всё-таки сумма у вас в банке? – повторил комиссар.
– На этот вопрос подследственный может не отвечать, он к делу не относится, – вмешался председатель.
– Нет, относится, – возразил комиссар.
– Успокойтесь, Бронислав Казимирович. Какое значение для следствия имеет эта сумма? Сто или двести долларов, не всё ли равно?
– В банке у меня двести тридцать долларов, если вас это так интересует, – солгал Полговской.
– Кого вы успели привлечь в сообщники? – спросил комиссар.
– Я вашего вопроса не понимаю, – отвечал Полговской с притворным удивлением.
– Не понимаете? А Ходулина вербовали?
– Кочегару Ходулину я оказывал только медицинскую помощь. Это вам отлично известно.
– И денег ему не предлагали?