Верность месту

Мано попыталась сосредоточиться на том месте, где была комета, хотя и не была уверена, что сможет увидеть ее невооруженным глазом. Мано была удивлена тем отчаянием, которое испытывала, тем, как сильно она надеялась увидеть комету ясно. Она знала азбуку Морзе. Ее учили видеть и тень и свет. Ей хотелось, чтобы комета послала какой-нибудь сигнал. «По крайней мере, удача не помешает», — рассудила она. «Взять комету», — подумала Мано.

* * *

На следующее утро, когда она пришла на работу, на ее столе стояли рулет с джемом и пластиковая чашка черного кофе, из отверстия в крышке которой поднимался пар. Подарок. Кит. Она слышала, как он разговаривает по телефону в соседнем кабинете. Работа Мано на водоочистной станции была легкой и безжалостно скучной — большую часть времени она удивлялась, зачем здесь вообще держат администратора. Очистные сооружения не вызывали гнева общества — в отличие, скажем, от департамента коммунальных услуг, куда горожане регулярно наведывались лично, чтобы поднять крик по поводу своих счетов. В отделение водоподготовки никто не приходил. Да и звонили редко. Она потягивала кофе, наблюдая, как форель скользит за стеклом аквариума, занимающего половину стены напротив ее стола. Город урезал бюджет для подрядчика по обслуживанию аквариума, и они с Китом оба делали вид, что не замечают, как тот зарастает грязью.

Для Мано один из способов провести время состоял в том, чтобы часами с помощью масляной пастели запечатлевать розовый цвет жабр форели или красные полоски, идущие вдоль зеленых, как баксы, боков, исчезающие и растворяющиеся, почти вплетаясь в темно-зеленую коричневую кожу, или тот неизменный румянец, которым радужные форели как будто практически светятся изнутри. Она называла всех радужных форелей в аквариуме Стиви Никсами, а головорезных — Линдси Букингемами. Резервуар, наполненный речной водой, должен был показать здоровье экосистемы, но также служил средством раннего оповещения об угрозе. Если что-то убивало рыбу в реке, оно убивало и рыбу в аквариуме.

Когда Мано допила свой кофе и вытерла остатки джема с уголков рта, она открыла дверь в кабинет Кита, уже расстегивая блузку. Пастели привели к еще одному способу проводить время на работе — Мано делала это, развлекаясь с Китом. Кит не одобрял термина «дикая форель», но настоял на том, чтобы развесить ее рисунки этих рыб по всему офису. Мано хотелось бы увлечься ими так же, как он. Она пыталась запечатлеть индивидуальность форелей, их сокровенную красоту, заключенную в лаконичном скольжении, но все, что ей удавалось, это изобразить форель — технически совершенную, реалистичную, безжизненную. На вид все как надо, но никакого зримого образа.

— Они прекрасны, — сказал Кит, покраснев, глядя на нее, а не на рисунки, и Мано была одновременно тронута его неловким суждением и смущена невинной искренностью.

— Доброе утро, — поздоровалась она.

Кит обычно улыбался с закрытым ртом, стесняясь, как она предполагала, щелей между зубами. Было особенно мило, когда он забывался и все-таки позволял себе улыбнуться — его зубы были восхитительны при всех их несовершенствах. Она улыбнулась в ответ, стряхивая с себя блузку.

Кит начал расстегивать ремень. В офисе они всегда были только вдвоем, но возможность того, что кто-то может появиться и застать их врасплох, делала проказы еще более восхитительными.

— Ты видела сегодняшнюю газету? — спросил он. — Кто-то написал, что именно комета убила всех наших рыб.

Сознание Мано сжалось, как в спазме, и затуманилось. Что это за теория? А потом Кит принялся ее целовать, и она позволила себе погрузиться в бездумную рассеянность, не задав ни одного из тысячи последующих вопросов, которые у нее возникли. Она пришла на работу в сентябре счастливой новобрачной, но уже к Новому году от нее пахло чужими духами и сексом, которым она занималась не с Риком. Мано хотелось верить, что Кит — это ее способ беззаботно и легко двигаться по роскошному пиршеству жизни, пробуя, как и Рик, ее прелести по желанию, но она знала, что отчасти ее отношения с Китом были шансом на мелкую месть. А почему бы и нет? Она была воспитана в убеждении: замужество означает, что ей никогда больше не придется чувствовать себя одинокой. Когда муж приходил домой — колючий, резкий, зараженный одиночеством, пожирающий ее заживо крошечными, мучительными укусами, — было легко принять приглашение Кита. Она стала жаждать его внимания, его ласки, так же, как жаждала солнечных ванн — они были так хороши, что она каждый раз умудрялась переборщить и в итоге обгорала со всеми сопутствующими сожалениями.

Их забавы продолжались минут десять-пятнадцать, и когда она вернулась к стойке администратора, все рыбы в аквариуме уже были мертвы. Снова.

— Почему это произошло?

Она почти прокричала эти слова, которые ускорили приход Кита, вошедшего в приемную с расстегнутыми брюками, на ходу заправляющего рубашку.

Кит заглянул в аквариум, как будто, подойдя ближе к заросшему водорослями стеклу, мог лучше сквозь него видеть.