Верность месту

Та хотела отстраниться, но не сделала этого. От него пахло одеколоном «Олд Спайс», пыльной жарой летнего ветра и каким-то едва уловимым запахом гнили, но у Рика он казался землистым, приятным, как глубокая сердцевина компостной кучи. Вдыхая его аромат, она искала запах той, с кем он спал, и чувствовала, как кровь приливает к голове. Она представила, как другая женщина проводит пальцами по лопатке Рика, подумала о том, как глаза Рика становятся нежными в лунном свете, о словах любви, которые он когда-то говорил ей, а теперь шептал на ухо какой-то женщине.

— Пойдешь со мной? — затаила дыхание Мано, изо всех сил стараясь не показывать волнения.

Впрочем, это не имело значения. Рик все равно не обращал на нее внимания.

Он покачал головой:

— Увидимся дома.

Мано знала, какой смысл он вложил в эти слова. Возможно, то, чем она занималась с Китом, означало, что она не имеет права не подпускать к нему других женщин, но она знала. Боже, так и было. И вдруг больше всего на свете ей захотелось увидеть сестру. В ночь перед свадьбой, не более года назад, Рут затащила ее в сад камней на заднем дворе, островок мшистых плит и маленьких валунов, растения на которых цвели с июня до наступления морозов. Она открыла бутылку виски и предложила Мано сделать первый глоток.

— Твоя комната остается твоей. Я знаю, в доме Рика нет места для всего твоего художественного беспорядка.

С этими словами Рут указала на маленькое окошко рабочей комнаты Мано, маленького закутка рядом со спальней, которую они делили, когда были девочками, и которую Мано некоторое время делила с дочерьми Рут. Собственно, это была большая гардеробная, но, поскольку в доме обычно жило больше людей, чем имелось комнат, никому и в голову не приходило использовать это пространство для одежды.

Закуток Мано был единственным местом в мире, которое принадлежало только ей. Она ваяла скульптуры и делала мобили из оленьих рогов, обточенного водой плавника, полированных камней, персиковых ракушек, плоских морских ежей. Оболочки последних гремели, когда она их встряхивала, и все еще несли сладко-соленый запах смерти существ, которых они некогда содержали. Она сушила под прессом цветы, собранные в горных походах, и приклеивала их расплющенные головки к краю окна, выходящего в сад. У нее хранились сделанные углем рисунки узоров коры и надгробных камней. Она подвешивала на веревочке, протянутой над испачканным чернилами столом, птичьи перья и пристально разглядывала их, освещенные лампами без абажуров и свечами, чтобы можно было варьировать качество света. Еще она развесила по стенам силуэты сестер и наиболее удавшиеся работы в области каллиграфии. Настенные полки прогибались под тяжестью тюбиков с акварелью, масляных красок, пастели, цветных карандашей, углей, кистей, растворителей, стеклянных банок из-под детского питания, старых банок из-под кофе, набитых резинками и огрызками карандашей. Машинка для галтовки камней стояла ближе всего к окну, по обеим сторонам от нее виднелись стеклянные банки с завинчивающимися крышками, наполненные блестящим битым стеклом в золотых, зеленых, темно-синих тонах. За последние недели она заполнила все свободное пространство форелью. Страницы, вырванные из книг по искусству и путеводителей. Ее собственные наброски и полароидные фотографии.

Комната Мано была пристанищем, куда она могла убежать сейчас или в любое время, подарком, в котором она нуждалась, сама того не зная, но каким-то чудесным образом это понимала Рут. Бывший муж Рут, Дэл, появлялся без предупреждения один или два раза в год, пытаясь очаровать Рут и выманить у нее немного денег. Перед лицом очевидной самодостаточности Рут можно было легко забыть, как много она знает о разбитых сердцах. Рут парила надо всеми, как паук. Сплетя обширную, крепкую паутину для самой себя, Рут безжалостно плела ее для всех людей, которых любила.

— Ты кое-что упускаешь из внимания, дорогой. Очевидно, комета обладает некой магией. Или ядом. Какой-то идиот думает, что она убивает рыбу. — Мано почувствовала, как комната закружилась, увидела, как красный, белый и синий свет лампы с надписью «Будвайзер» смягчился, и та превратилась в мигающие огни аварийной сигнализации. В каком-то смысле это была ее последняя доблестная попытка спасти брак. — Правда, пойдем со мной.

Рик закатил глаза:

— Нет. Я не возражаю против твоих странных навязчивых идей, Мано, однако не хочу в них участвовать.