Но Эми все равно целовала его в лоб, выходя за дверь, сверкала ослепительной улыбкой и говорила что-то, заставлявшее его рассмеяться: «Нос выше, дурачок», или что-то на манер их свадебных клятв: «В богатстве и в бедности». За десять лет их брака Бобби изучил все морщинки ее улыбки, изучил и то, как они менялись под влиянием эмоций. Они выдавали ее, показывали истинные чувства, которые она скрывала, храбрясь напоказ. Бобби знал, что она, как иногда и он сам, вспоминала гранитные столешницы на их прежней кухне, джакузи, которое он установил для нее на их пятую годовщину, то, как уведомление о лишении права выкупа трепетало и колыхалось на ветру. Нельзя пережить столько потерь, словно какое-то грандиозное приключение. Это не человеческая реакция.
На заводе имелись две большие хозяйственные постройки, одна из которых представляла собой обнаженный каркас, окруженный грудами кирпичей там, где стены уже осыпались. В другой все еще были стены, двери, которые он мог запереть, клады, которые он мог откопать: ржавые экскаваторы, прицепы, старые транспортные средства, помятые металлические шкафчики, ящики из-под свеклы. Он увидел в этом возможность подняться и зарегистрировал фирму. Собственный гараж. Бобби даже повесил у дороги вывеску, нарисованную краской из баллончика. «
Проходили недели, никто за услугами не обращался, и Бобби знал почему. В трудные времена люди сами научились менять чертово масло. Он проводил дни, просматривая имена рабочих, убиравших свеклу и занятых на заводе, занесенные в старые рукописные платежные ведомости за 1901–1938 годы, а также записи об увольнениях после банкротства «Грейт Вестерн» в 1980-х годах, знакомясь по именам с неудачливыми синими воротничками, пострадавшими во времена прошлых рецессий. Он мог бы вызвать их, если бы захотел, как вызывают духов. Призраки с ботинками, требовавшими новых подметок. Призраки в комбинезонах, изношенных до дыр.
Эми все еще работала — домашней сиделкой на полставки. Она недавно получила новое направление, и работы хватало. Бобби знал, что должен быть благодарен, но его мысли шли в несколько ином направлении. Конечно, он понимал, что ревность дурное чувство, но это не означало, что он переставал ее испытывать. В обществе Эми ему всегда казалось, что на ее орбите вращается вся возможная удача, как будто гравитация его жены была сильнее, чем у всех остальных. Скретч-билеты[41]
Эми всегда стоили не меньше пяти долларов. Эми всегда ловила больше его рыбы в прудах на карьере. Когда Эми находила монеты на тротуаре, они всегда лежали орлами вверх. В их прежней жизни он никогда не завидовал удаче жены, да и теперь ему иногда было приятно думать, что даже удача Эми не в силах бороться с мощью глобальной экономики. Эми потеряла дом так же, как и он.Бобби иногда забирался в койку Эми, натягивал на голову ее одеяла, вдыхал ее запах — весенний снег на лесных яблонях, речная вода на нагретом солнцем граните. Комната казалась менее призрачной, пока он представлял в ней ее. Его сердцебиение замедлялось, хаос в голове немного успокаивался, он мог притвориться, что они не так уж много потеряли, и переставал беспокоиться о том, что его брак казался чересчур выгодной сделкой. Когда он вылезал из кокона, стеклянные банки ловили солнечный свет, отражали его, как сотни глаз, каждый из которых сиял ярким обвинением: «
Иногда Бобби мог заставить себя подняться с койки, сделать несколько телефонных звонков, попытаться найти какое-нибудь дело. Однако в большинстве случаев он снова натягивал одеяло на голову.
«Я был бы на работе, будь она у меня, — говорил он, а затем добавлял: — Убирайтесь из моей головы, призраки».
Может, в газетах и писали, что худшая часть рецессии уже позади, но в реальности Бобби не получалось этого увидеть. Витрины магазинов в центре города были темны, разве лишь кое-где устраивались ликвидационные распродажи. Выражения лиц людей, спящих в подержанных машинах на стоянках у магазинов «Уолмарт»[42]
, говорили о безнадежности, аукционы, на которых имущество продавалось за долги, были переполнены. Бобби не знал, уволили его с должности ведущего механика в дилерском центре «Сатурн» потому, что экономика рухнула, или потому, что фирма «Дженерал Моторс» захотела убить их бренд, или же потому, что он слишком часто звонил на работу с похмелья, сказавшись больным. До рецессии взятый время от времени больничный день не был проблемой. В конце концов он решил, что причина не так важна, как результат. Шли дни. Он пытался смотреть вперед. Каждое утро он звонил Брюсу, у которого была строительная компания, целый парк грузовиков, и каждое утро Брюс отвечал: «Нет, спасибо, мы все равно почти не работаем, дело по-прежнему стоит».