Верность месту

Мама сидела за кухонным столом с тарелкой тостов, намазанных маслом, кружкой черного кофе и наблюдала, как белка пожирает семечки, которые она положила в кормушку для птиц.

— Доброе утро, мам, — поздоровалась я.

Все мое тело казалось неуклюжим, новым, как будто меня разобрали на части и собрали заново, но суставы оказались немного не на том месте, где когда-то были.

— Хорошо спалось? — спросила мама.

Я вгляделась в ее лицо, пытаясь понять, что она знает или о чем догадывается, но она была непроницаема.

— Не совсем, — буркнула я.

Мама улыбнулась, пожала плечами и снова отвернулась к окну. Ничего не случилось. Я не знала, был ли прилив адреналина, который я испытала тогда, вызван ужасом или облегчением.

Джейсон стал приходить почти каждый вечер. Моя комната находилась в цокольном этаже. Я отпирала заднюю дверь, когда мама ложилась спать. Мы занимались тихим-претихим сексом, а потом он успевал прокрасться в свою комнату еще до того, как его отец возвращался домой с ночной смены. Я желала секса до тех пор, пока не перестала его хотеть. Это было похоже на что-то отдельное от меня, как будто я смотрела неузнаваемую киноверсию самой себя. Мне трудно объяснить все это самой себе даже сейчас, и я не знаю, в чем дело, пока не вспоминаю, что мне было всего пятнадцать. Обнаженную человеческую слабость пятнадцати лет объяснить невозможно.

Однажды я попыталась сказать «нет», но Джейсон закрыл мне рот рукой и все равно вошел в меня. Я знаю, что он меня слышал, но он никогда не признавал этого, и я не стала ему перечить. После мне было легче притворяться, что я хочу секса, чем говорить «нет», раз он бы взял то, что ему хотелось, в любом случае.

В школе Энди ударил меня по плечу.

— Слышал, ты писала любовные письма, — сообщил он, — слышал, что все они о том, как сильно тебе нравится, когда Джейсон Аллес внутри тебя.

Мне с трудом удалось устоять на ногах и справиться с желанием свернуться всем телом в клубок из-за напряжения, которое я почувствовала в животе.

— Я ничего не писала. Я бы никогда этого не сделала.

Джейсон. Письма написал Джейсон.

Я сразу поняла, что это значит для моей репутации.

Энди был прирожденным скептиком, но, я думаю, он распознал что-то честное в моей реакции.

— Клянешься?

— Конечно, клянусь. Ты за кого меня принимаешь?

— Во всяком случае, ты та, что я себе представлял еще вчера, — съязвил Энди. — Сегодня никто не думает о тебе так, как вчера.

Я кивнула, готовясь впитать в себя того нового человека, которым считал меня весь мир. Я не стала выяснять отношения с Джейсоном, так как это было именно тем, что, по мнению всех, непременно должно было произойти, и тем, что, по моему мнению, я заслужила. Я смотрела, как увядают крокусы, как цветут нарциссы и тюльпаны, как набухают и раскрываются бутоны на ветвях деревьев, как одуванчики, наполовину ярко-желтые красавцы, наполовину зеленые сорняки, устилают задний двор, где соседи не могли их видеть. Я начала оставлять дверь запертой, чтобы Джейсону приходилось стучать в мое окно, поднимая шум. Я жаждала того дня, когда мама войдет к нам, того дня, когда она подскажет, как покончить со всем этим. Я хотела начать заново мамину историю о наводнении, хотела, чтобы она затащила меня, кричащую и неблагодарную, в безопасность окрестных сосен.

А потом однажды утром я проснулась, а Джейсон все еще был в моей спальне, и была суббота, и я услышала, как мама проснулась и ходит наверху, шаркая ногами.

— Убирайся, — прошептала я. — Иди домой.

— Перестань сходить с ума, — огрызнулся он и торопливо стал одеваться.

Он вылез в окно и бросился бежать. Было уже совсем светло, и я представила себе маму у кухонного окна, наблюдающую, как Джейсон бежит по двору, переполошив птиц, прилетевших к кормушке. Я боялась подниматься наверх. Но я не могла ждать.

Это было хуже, чем я себе представляла. И Энди, и мама сидели за столом. Невозможно было поверить, что они не видели Джейсона.

— Мама, — начала я, но голос сорвался от душивших меня слез.

Последовала долгая пауза. «Скажи что-нибудь, — подумала я. — Пожалуйста». Я хотела, чтобы плотина ее молчания прорвалась. Мне нужны были наводнения, последствия, усилия по очистке.

Не глядя мне в глаза, она пронесла свою тарелку и чашку мимо меня на кухню, а потом долго наливала воду в раковину.

— Я сегодня неважно себя чувствую, — наконец сказала она и исчезла в своей спальне.

Энди окинул меня взглядом — выражение его лица заставило меня подумать, что его гнева хватило бы на нас двоих. Даже половина огня, горевшего в его глазах, могла бы сжечь весь мир.

— Вот дерьмо, Лотти, — выругался он.