Верность месту

Я бы хотела сказать, что отказ мамы действовать преподал мне ценный урок относительно необходимости самой улаживать собственные дела, что мне удалось научиться изящно заканчивать отношения, но именно Энди оказался тем, кто предпринял необходимые действия. Эту историю снова начали рассказывать, когда он предстал перед судом. Энди, болтающийся рядом с группой ребят на уроке труда, увидел, что Джейсон работает на станке. Начался случайный разговор, и следующее, что все увидели, это кончик указательного пальца Джейсона, лежащий на полу в опилках, поглощающих кровь, которая текла, затем капала, а затем сочилась по жирной капле на край станка. Энди клялся, что это был несчастный случай, и на почве этого утверждения возник консенсус. Мистер Ди, учитель, положил палец Джейсона на лед и отвез его в отделение неотложной помощи, но там не смогли пришить его обратно, так что у Джейсона осталась только половинка указательного пальца, удивительно похожая на консервированную копченую сосиску. Люди начали называть его Маленьким Дымком, и он перестал ко мне подходить.

После этого Джейсон исчез из моей жизни, а теперь то же самое произошло и с Энди, но с матерями так не бывает. Мы с мамой никогда не говорили о том дне — и вообще о тех днях. Я застряла в мире моей матери, которая привязывает меня к той версии моей личности, какой я являюсь, когда я с ней, и которая поглощает все другие, лучшие версии.

* * *

Я устроилась на работу в Денвере и перевезла маму в хоспис через дорогу от больницы, где у меня родился ребенок. Лия привела к ней Тайлера по крайней мере один раз, и я всегда буду благодарна за ее доброту. Мама рекомендовала медсестрам, какие книги прочесть, и делала им веселые выговоры за их привычку пить диетические газированные напитки.

Я быстро освоилась в городе, и его воздух показался мне особенно свеж, когда я родила свою Уиллу с помощью врача, удивительно эффективного специалиста, которого никогда раньше не встречала. Все медсестры говорили, что Уилла прекрасный ребенок, и я подумала: «Конечно, так и есть. Она самый лучший ребенок». Девочка вцепилась в мою грудь с первой попытки, не плакала, если только не нужно было ее перепеленать. Даже сейчас она не капризничает, моя Уилла. В ту ночь, что я провела в больнице, она спала четыре часа подряд, и хотя медсестры велели мне тоже спать, пока спит ребенок, я не могла. Рождение Уиллы было захватывающим, заставило меня чувствовать себя непобедимой. Потребовалось несколько дней, чтобы прийти в себя после прилива адреналина. В ту первую ночь в больнице, когда Уилла была завернута в хлопчатобумажное одеяло, а ее милая головка была покрыта мягкой вязаной шапочкой, я достала компьютер, чтобы отправить Энди фотографию.

Я была удивлена, увидев письмо, пришедшее от него. «Слышал от мамы. Придумал несколько имен для незаконнорожденных детей грустных клоунов с родео: Хихика. Крепышка. Техас. Смехачка. Шучу, сестренка. Как я понимаю, тебя можно поздравить».

Я не стала посылать ее фотографию. Я не могла вынести, что мою Уиллу станут связывать со мной. Мне хотелось навсегда оградить ее от любой жестокости, особенно от всего, что заставило бы ее соединить свое самоощущение с моей репутацией, с любой репутацией вообще. Люди будут верить в то, во что они хотят верить, касательно как себя, так и других. Я думаю, ключ в том, чтобы научить ее видеть это, не заставляя чувствовать своей ответственности, но для этого мне нужна совершенно другая версия самой себя.

На следующий день нас выписали, и я повезла Уиллу в коляске через улицу на встречу с мамой, слишком больной и слабой, чтобы покидать свою комнату. Ходить было больно. Я все еще была в сетчатом нижнем белье, с огромной послеродовой прокладкой, но солнце согревало мое лицо, и мир купался в ярком свете. Даже мама подняла жалюзи, и солнечный свет, проникающий в окна, затмил цифры на ее мониторах, осветив таинственные трубки, которые уже несколько недель работали над тем, чтобы сделать ее смерть максимально комфортной. Я верю даже сейчас, что мама прожила достаточно долго, чтобы встретиться с Уиллой, только благодаря силе своей воли. Маминой любви мне никогда не было достаточно, даже в конце, но она всегда присутствовала в моей жизни, а это уже кое-что.

Я приподняла мамину кровать, чтобы она села. У нее были кислородные трубки в носу и капельница в левой руке, но она обнимала Уиллу, прижимала ее к себе, ворковала и кудахтала как наседка.

— Она такая красивая, Лотти, — произнесла мама сквозь слезы, которые сверкали на солнце как серебро.

— Ее зовут Уилла, — сказала я. — Как Кэсер[90]. Такое случается, если бабушка работала библиотекарем.