- Угу, - уныло прогундосил он.
- Ты понял меня?
- Угу.
- Не "угу", а "ты понял меня"?
- Понял.
Прежде, чем убивать человека, пусть даже пидора, необходимо сначала предупредить, а потом удостовериться, что человек тебя понял верно и полно. "Угу" тут не годилось. Необходимый и правильный ответ - "понял".
Убил бы я Борю, если бы он меня ослушался и дотронулся до общака?
А вы бы как поступили на моем месте?
Как бы вы поступили, если бы люди доверили лично вам
Наплевали бы на их надежды?
Злоупотребили бы доверием?
Конечно убил!
Не меняться же мне с ним местами?
По мне, так лучше десять лет Смотрящим, чем два года пидором.
Я мельком посмотрел на Луку и Брола. Эта два "не пидора" сидели с таким видом, будто они с Борей не из одного теста и их не касается мой
Если молодой солдат в армии подшивает подворотничок старослужащему или стирает ночью его носки - это почти всегда такой вот Боря или Брол, только не вскрытый до поры.
Вспомнилось как нас, весь наш гордый и смелый призыв, часами били уроды-черпаки, вспомнилось, как Тихону отключили сердце и его оживлял медбратишка Аранович - и глубоким омерзением к Луке и Бролу наполнилась душа моя.
Наш призыв, как бы сильно нас не били, не обстирывал и не подшивал старослужащих.
32.
Подлость БалминаТюремная хата даже отдаленно не похожа на казарму, но ее сходство с армейской палаткой или, еще сильнее, с землянкой - разительно. В землянке, в которой я жил и в тех землянках, где мне доводилось бывать, гораздо темнее, чем в хате и полы были залиты бетоном, тогда как в хате они деревянные, крашеные, тёплые. Вот только народец тут не армейский.
Скользкий тут народец.
Душный.
В самом скором времени я нашел, что уклад жизни на тюрьме сильно смахивал на распорядок дня службы на позиции, если бы командирам пришла прихоть устроить из этой позиции санаторий для личного состава. По расписанию были только приём пищи три раза в день и проверки в восемь утра и в восемь вечера при приеме-сдаче дежурства дубаками. Строиться было не обязательно, нас считали не перекличкой, а по головам лежащих и сидящих, единственно просили не ходить во время проверки по хате, чтобы не путать счет. Всё остальное время мы были предоставлены самим себе и варились в собственном соку, точно так же, как варится в собственном соку и сходит с ума взвод, поставленный на позицию. Вне расписания шли часовая прогулка, еженедельная баня и вызовы к следаку или адвокату. По другим поводам администрация с нами в контакт не вступала и от отбывания наказания не отвлекала.
Посудите сами, куда я попал!
Ни построений, ни зарядки, ни кроссов, ни тактики с огневой, ни нарядов. На пост с автоматом ходить не надо - тебя самого охраняют с автоматами и собаками. Службу тащить не надо - службу тащат дубаки, а баландёры при них в вечном внутреннем наряде и наряде по кухне. От тебя требуется только находиться внутри камеры и больше ничего.
По сравнению со службой - райские кущи.
Только и делай, что ничего не делай!
И что вы думаете?
Вот оно - несовершенство мира. На живого человека не угодишь. Два года службы я думал и мечтал только об одном - "скорее бы этот дурдом закончился".
И вот теперь, когда "дурдом закончился" и от меня не требуется больше ничего, кроме как поесть и выйти на прогулку... мне резко захотелось служить!
Честное слово!
Захотелось со всей натуги впрячься в лямку армейской службы.
Лежал на шконке и мечтал на тему: "хорошо было бы сходить в караул или в наряд по роте".
Лучше всего было бы сходить на операцию - сразу недели на три.
Захотелось солнца, ветра, жары, холода, мух, пыли в лицо, запаха полыни и абрикосов, камней под ногами, мутных арыков, сопок, пустыни, бликов солнца на снежных горных вершинах, горячей брони бэтэра, саксаула, парящих орлов, джейранов, сусликов, змей и скорпионов.
Захотелось посмотреть с высоты гор в долину и из долины - на горы.
Захотелось рассвета в горах и чая с костра.
Захотелось тактики и огневой. Можно даже часа два инженерной, чтобы в земле лопатой поковырять.
Захотелось в строй и строем с песней!
Захотелось чего-нибудь привычного, армейского, тяжелого и надоевшего, но знакомого и понятного.
Захотелось стойкого и мужественного преодоления трудностей, только бы не валяться целыми днями на шконке с книжкой в руках.
Самое поганое, что я понимал: преодоление пространства и простора и прочих таких же ратных подвигов мне не светило - я в тюрьме, а не на службе.
Пока я обживался да осматривался на тюрьме, Алексей Федорович хлопотал на воле, обустраивал мою будущность. Писал сценарии и ставил спектакли с переодеванием.
- Сёмин, - дверь открылась, - к адвокату.