Вернулся солдат с войны

Командир батальонного узла связи Слава Щербанич шепнул мне, как однокашнику, что колонну некому проводить - полк на операции. На Высоте оставались соль, жир и лавровый лист. Из батальонной пекарни раз в три дня продолжали завозить хлеб. Можно было прожить охотой, но сколько придется охотиться?

Мясо хорошо поесть один раз - сел и нажрался досыта жареного мяса, в идеале - с сухим вином и овощами. Когда на обед и ужин вам подадут всё то же жареное мясо без вина и без овощей - оно уже не обрадует вас так сильно как на завтрак. На третий день это мясо начнет вставать колом в горле и вас станет раздражать, что приходится постоянно выковыривать его из зубов. На четвертый день вам захочется хоть сечки, хоть перловки, только бы не мясного. Очень хорошо было бы похлебать молочной лапши, но у вас есть только мясо. Не свинина, не говядина - джейранина. Та же крольчатина, только чуть грубее.

Когда стало окончательно ясно, что колонны мы не дождемся и через неделю, зампотех батальона проехался по позициям на наливнике и залил бензобаки всех боевых машин под пробку.

- Если увижу, что хоть на палец от пробки недостает бензина, отдам водителя под трибунал, - предупредил он, - Бензина больше нет. Сматываться отсюда нам будет не на чем.

Охота прикрылась.

Жрать стало совсем нечего.

Еще через неделю в батальоне закончилась мука и нам перестали подвозить хлеб.

Наступил Голод.

Настоящий Голод, как в блокадном Ленинграде.

Разница состояла в том, что не было мороза, а была весенняя цветущая пустыня и мы не имели права умирать - нам нужно было продолжать тащить службу. Охранять газоперерабатывающий завод, буровые вышки, сопровождать совспецов и откусываться от душманов. За старослужащих можно было сильно не беспокоиться. Прошедшие афганское духовенство деды и черпаки по своей выносливости и неприхотливости дадут фору ишакам и верблюдам. Сомнения вызывали молодые воины, те самые, которые каких-то четыре месяца назад прощались с родными у военкомата. Для них служба, тяжелая сама по себе, могла стать непосильной по причине истощения. Обыкновенный гнёт, под которым постоянно находится духсостав линейных подразделений, снизился в первой роте до минимума. За десять месяцев мы уже имели восемь самострелов и висельников, незачем было множить их число. Духам сократили фишку на полчаса днем и на полчаса ночью, так что деды и дембеля вместо пяти-шести часов под ремнем стали стоять шесть-семь.

Однако же у нас тут весна, а не холодный Ленинград!

У нас тут садов цветенье и брачные игры насекомых. Всё, что есть в пустыне живого выползло сейчас из нор и активно спаривается - подходи и бери голыми руками. Из второго взвода по рации сообщили, что на ужин у них были змеи. Четвертый взвод поймал и зажарил двух ёжиков. На каждой позиции жила хотя бы одна собака. Польза от собак была в том, что они издалека чуяли приближение чужака и поднимали лай, так что любой проверяющий получал своё "Стой, кто идет?" без сбоя. Пока собаки крутились на позиции, подойти к ней незамеченным было невозможно - собачий нюх и слух не проведешь.

Первыми жертвами голода пали собаки.

Жалко было - не передать как. Выйдешь, бывало, на пост, а добрая игривая скотинка у тебя возле ног ластится, играть зовет. Пока с ней возишься - смена пролетела. Чуть какой шорох, псина замирает, принюхивается и в случае ложной тревоги снова возвращается в игру.

На собаках мы продержались три дня. Мясо похоже на сладковатую баранину и ребра не плоские, как у барана, а круглые. Нормальное, вкусное мясо. Всяко лучше, чем ёжиков жевать. Больше мяса на позиции не было. Стали звучать нехорошие, мрачные шуточки, что скоро будем варить ремни и сапоги. Ёжики и змеи аппетита не вызывали. Кроме того, хотя змеи у нас водились в достаточном количестве, ёжиков на Высоте никто не видел.

По причине отсутствия бензина на доклад стали не ездить, а ходить. Честно говоря, я шел на КП роты со слабой надеждой чего-нибудь там пожрать, но в роте было так же скудно как и на Высоте. Голод - он для всех Голод. Три километра с Высоты до КП, три километра с КП до Высоты по песку и сопкам сил не придавали. Один раз я позаимствовал барана из отары, которую гоняли между Высотой и КП афганские пастухи. Расплатился тем, что показал им автомат и не выстрелил из него. Афганцы не стали возражать против обмена своих жизней на всего одного барана и на той баранине мы продержались еще два дня. С того случая пастухи пропали из поля видимости и баранину брать было не у кого.

Весной в пустыне появилось множество нор которых не было зимой. Норы копали все обитатели барханов - хамелеоны, суслики, тушканчики, черепахи, фаланги, скорпионы. Пока дойдешь до КП раза три-четыре нечаянно провалишься в чью-то нору. Эти-то норы и навели меня на мысль о приёме пищи: в свободный час я спустился под сопку с саперной лопаткой и за пятнадцать минут выкопал из нор четырех черепах. Черепахи были сданы повару, а духсостав отправлен под сопку с вещмешками и саперными лопатками - копать черепах.