- Я обязательно научусь говорить комплименты. Я потрачу на это жизнь. Потому что я люблю тебя.
Настоящее. Четверг (поздний вечер).
Мы пьем чай вчетвером: я, Ри.. мама, папа и Сашка. Отец привычно строгий, молчаливый. Рита непривычно бледная, с расстроенно-счастливым лицом и блестящими от слез и возбуждения глазами. Сашка, многое почувствовавшая, но мало понимающая. Когда Рита второй раз разливает по чашкам ароматный свежезаваренный чай, на кухне появляется Мышильда. Она вешается всем, кроме отца, на шею, обнимая и целуя.
- О! Девчонки! Заберите меня в город! Я опять под домашним арестом. И уполномоченному по правам ребенка не пожалуешься - ребенку двадцать два.
- Есть уполномоченные по правам взрослых, - подсказывает Сашка.
- Ладно! Возьму на вооружение, - машет рукой сестра и показывает отцу язык.
- Двадцать два? - сомнением спрашиваю я. - Ты уверена?
- Документ есть! - подтверждает Мышильда.
Мы пьем чай и неспешно болтаем о разных пустяках: о новом сорте желтой розы, который прижился у Риты, об их с папой желании поехать в сентябре к морю (погреть старые косточки), о Кирилле Ермаке, который, возможно, по версии Машки, чуть-чуть влюблен в нее, и надо ковать железо, пока горячо, о Коко-Доминошке, который подвизался на кухне у Риты, бесконечно выпрашивал кусочки вкусненького и демонстрировал весьма сложный капризный характер.
Ощущение почти полного счастья, испытываемое сейчас мною, здесь, на этой уютной кухне, согревало, несмотря на только что пережитое. И на передний план, разбуженные теплом, стали выползать крепко спящие до этого тараканы. Я стала часто и нервно поглядывать на часы. Начало шестого. Надо возвращаться.
Уговариваю Мышильду остаться с родителями еще на пару дней. И мы с Сашкой уезжаем.
Снова сажусь на заднее сиденье и начинаю чувствовать, как лихорадочное возбуждение охватывает меня. Через пару часов мы встретимся с Максимом. Тараканы сучат лапками от нетерпения, готовясь к схватке с моими чувствами и разумом.
Глава 39. Настоящее. Четверг (поздний вечер). Максим.
Есть два способа командовать женщиной,
но никто их не знает
Хаббард Франк
Ревнивцы вечно смотрят в подзорную трубу,
которая вещи малые превращает в большие,
карликов - в гигантов, догадки - в истину.
Мигель де Сервантес Сааведра
Уезжая от меня, Сашка дает дружеское напутствие:
- Оденься небрежно, по-домашнему, но продуманно до мелочей, эротично. Чтобы дрогнуло.
Тараканы возмущены провокацией и садятся писать жалобу в комиссию по этике.
Чтобы дрогнуло? Киваю понимающе:
- Сердце?
Сашка каким-то странным взглядом смотрит на меня и соглашается:
- И сердце тоже пусть дрогнет. Хотя нет! Лучше будь в вечернем, макияж, прическа. Пусть думает, что ты куда-то собралась и обязательно с кем-то. Это на тот фантастический случай, если выяснится все-таки, что он ходок...
Тараканы бросают писать жалобу и восторженно показывают Сашке большой палец. (Черт! Теперь мучайся от подозрения, что у тараканов не должно быть пальцев)
- Ход-ик-ок? - икаю я, волнуясь.
- Прости, но это твоя версия, - морщится от досады Сашка. - Теоретически я могла бы допустить нечто подобное, но, извини, Макса знаю дольше тебя на пять лет. Там любая версия прокатит, кроме измены.
Тараканы тащат толстенный фолиант с золотым тиснением "Версии об измене Максима, подлинные и доказанные".
- Любая? - сомневаюсь я. - Их так много?
- Ну, не одна! - утверждает Сашка. - Мы же тогда в клубе гадали уже. Сегодня все и узнаешь.
- Сегодня? - надеюсь и пугаюсь я.
Тараканы ехидно улыбаются ("ну-ну"), рассаживаются на шезлонги с попкорном и коктейлями ("посмотрим-посмотрим").
Я мечусь между ванной, кухней и спальней. Полвосьмого, а я еще не готова. Поразмыслив и поддавшись на уговоры тараканов, выбираю парадно-вечерний вариант: длинное летнее платье-рубашку мятного цвета с боковыми разрезами и тонкие бесцветные чулки на широкой кружевной резинке, немного "Шанель": легкий оттеночный флюид, тушь, блеск для губ, туалетная вода.
Тараканы посылают мне воздушные поцелуи. Я им нравлюсь.
Еще десять минут. Я знаю, что Максим не позвонит в дверь раньше, чем за две-три минуты до назначенного срока. Как прожить эти пять-семь минут и не прыгать у дверей, как щенок, в ожидании хозяина? Обидное сравнение тут же охлаждает мой энтузиазм. Разглядываю себя в зеркале в прихожей: лихорадочно блестят глаза, а рот расползается в невольной улыбке. Что тут поделать!
Тараканы начинают беспокоиться, настойчиво напоминая, что "он еще ничего не объяснил и рано радоваться!"
Без двух минут восемь звенит дверной звонок. Считаю до десяти (тараканы предлагали до ста) и дрожащими руками долго не могу справиться с замком.