Я помнила раздражение Максима, которое чувствовалось всегда на уроках литературы, помнила его "Спасибо, мама!", сказанное после истории с нашим знаменитым на всю школу поцелуем. Помнила, как с каждым годом отношения Максима с матерью теплели, и мать с сыном становились все ближе и ближе. Помнила я и то, что Наталья Сергеевна сразу приняла меня и мою любовь к Максиму как нечто само собой разумеющееся. Рассказ Константина Витальевича объяснял многое в поведении и воспитании Максима, причины его детской боли, но не объяснял ничего о Насте и моей боли.
Мои невысказанные вопросы бегущей строкой пробежали по лбу, и свекор продолжил:
- Прошлое всегда возвращается. Всегда, Варя. Чтобы наградить или наказать. Мое прошлое вернулось за мной в виде Насти.
- Она ваша дочь от той давней истории? - спросила я, испытав глубокое разочарование от того, что все-таки "сестра". Я же так этого хотела, но теперь, когда Максим сказал мне "не сестра", так хотелось ему верить. Если сестра - все встает на свои места, если нет, то это плохо, плохо для меня. Но я все равно расстраиваюсь, что он меня обманул. Зачем? Эх, Варвара Дымова, ты, как Буратино, сама себе враг.
- Все сложнее и проще, - Константин Витальевич читает мои мысли так легко, словно я ему их телепатирую. - Мы не рассказываем этого никому, чтобы не напоминать Наталье. Максим узнал об этом через много лет, но именно эта тайна стала определяющим мотивом всех его последующих поступков.
- Я ничего не понимаю, - признаюсь я шепотом. - Почему мне, жене, нельзя знать о родной сестре по отцу? Чтобы не узнала Наталья Сергеевна? Разве в наше время можно уберечь от информации? Тем более это было так давно. Наталья Сергеевна - самая сильная женщина из всех, что я знаю. Простите за сравнение, но если вы железный, Максим стальной, то она титановая. Вряд ли она стала бы ревновать вас к прошлому так сильно, что ее надо было бы так оберегать. Максим не стал бы скрывать это от меня.
- Ты сама ответила на свой вопрос, Варя, - Константин Витальевич даже улыбнулся, несмотря на серьезность ситуации, но улыбнулся как-то странно, болезненно. - Титановая? Боюсь, тебе не понять ее, но я прошу тебя понять Максима. В то время, когда мы некрасиво расставались с Натальей из-за моей измены и Максим по своей инициативе и в результате моего... малодушия винил во всем мать, она... пыталась покончить с собой. Не из-за того, что потеряла меня. Из-за того, что потеряла сына.
Боль сожаления и сочувствия сжала мое сердце. Мои собственные глупые мысли о самоубийстве казались теперь черным юмором, троллингом, по сравнению с тем, что испытала Наталья Сергеевна. Говорят, сильные люди страшнее ломаются. Сейчас, в этот самый момент, я могла совершенно легко иронизировать над своими недавними глупо-трагическими мыслями. Константин Витальевич не прав, я понимаю ее лучше его.
- Мы с Максимом узнали об этом через много лет, накануне вашей свадьбы, - продолжает рассказывать свекор. - Помнишь, мы уезжали с Максимом в Москву к умирающей матери Натальи, его бабушке? Ты еще ангиной заболела и с нами не поехала?
- Воспалением легких, - поправила я, вспомнив.
- Застали последние дни моей тещи, которая ненавидела меня последние годы своей жизни так сильно, что мы перестали общаться, - усмехнулся Константин Витальевич. - Она и выплюнула мне слова об этом в присутствии и Максима, и Натальи. Сказала, что они тогда Наташу еле вытащили, да еще от всех скрыли информацию при помощи высокопоставленного родственника в администрации округа. Кто бы ей карьеру в образовании построить позволил после всего.
Я молча слушала, волнуясь за Наталью Сергеевну так, словно все это произошло совсем недавно. Никак не вязалась эта трагическая история в моем воображении с ее образом, идеальным, строгим, красиво-торжественным. Вдруг стали понятны многие мелочи, дополняющие этот образ Снежной королевы.
- Максим решил, что не только моя измена и моя ложь, но и его неприятие матери, ее отрицание, нежелание не только общаться, но и видеть ее привели к такому... результату. До вашей свадьбы оставалось несколько недель, а Наталья, так долго скрывавшая от меня и сына попытку..., снова замкнулась, словно переживала все заново. И у Максима появилась еще одна фобия: страх потерять мать, - Константин Витальевич берет в руки салфетку и начинает складывать.
А я-то всегда думала, что перфекционизм Максима вырос из генетической адвокатской щепетильности. А это, наверное, его комплекс неполноценности: попытка контролировать всех и вся, чтобы ничего больше не случилось.
Я стала казаться себе плохо надутым воздушным шариком, из которого потихоньку, через маленькую дырочку, выходит воздух.
- Вы боялись, что новость о вашей дочери...
- Да, - перебил меня Константин Витальевич, - Максим панически этого боялся. Никакие мои уговоры не действовали. Он решил скрывать от всех и от тебя. Нам удавалось не говорить и не вспоминать об этом долгие годы.