Вернуть мужа. Стратегия и Тактика (СИ)

Тогда у нас с бабушкой состоялся долгий разговор. О маме. Я помнила ее, хотя последний раз отчетливо и осознанно видела в пять лет. Помнила черты ее лица, запах, ассоциирующийся с запахом какао и теплого молока. Мое детство было заполнено бабушкой и папой, в семь лет появилась Рита с новорожденной Машкой, ставшей года через три-четыре Мышильдой. Помню, как папа сказал мне, что мама ушла и что так надо. Я не поняла, кому надо. Мне? Ему? Поскольку выражение глаз папы было каким-то растерянным и печальным, я решила, что надо ей. Рите.

Рита была мягкая, добрая, умная. Я не смогла полюбить ее, но и ненавидеть тоже не получалось. Только я собиралась во время своих споров с ней гордо выкрикнуть что-нибудь вроде "Ты мне не мать!", как вставал ком в горле. Да. Не мать, но ее искреннее отношение к папе, ненавязчивое и доброе ко мне и, наконец, ее сумасшедшая любовь к Мышильде вставали стеной на ее защиту. И я ничего не выкрикивала.

И вот мы сидим с бабушкой в ее гостиной, листаем по очереди три альбома и негромко разговариваем. Обо всем. О ее родителях, моем папе, обо мне и Мышильде, о Михаиле Ароновиче и его семье, о Максиме. Две запретные темы: ее муж и моя мать. Их никто не запрещал четко и напрямую, но на эти темы в доме Дымовых не говорят. Первую закрыла бабушка, вторую мой отец.

Дойдя до фотографии моих молодых родителей на берегу реки, бабушка, погладив лицо папы, вдруг обращается ко мне со словами:

- Варюша! Я знаю, тебе долгие годы было больно и непонятно, но папа с Ритой перед тобой ни в чем не виноваты.

Я сначала потеряла дар речи от ее слов, а потом спросила дрогнувшим голосом:

- А кто виноват? Мама?

- Я не в праве судить. Придет время, и папа сам тебе все расскажет.

- А когда придет это время? Бабушка, мне двадцать восемь лет, и я замужняя женщина. Если она ушла к другому и бросила папу и меня, то почему я должна ждать своего пятидесятилетия, чтобы об этом узнать? Если не к другому, а просто ушла, то в чем секрет Полишинеля? Что держит вас всех от разговора со мной больше двадцати лет?

Баба Лиза, поморщившись, с болью смотрит на меня:

- Это право папы - рассказать тебе то, что он посчитает нужным. Это большая ответственность - посвятить еще и тебя.

- Посвятить? - я вообще перестаю что-либо понимать. - Это такая страшная тайна? Моя мать - серийный убийца, казнокрад, агент внешней разведки?

Бабушка пожимает плечами и прикладывает к вискам ладони:

- Что-то голова болит. Поужинай без меня. Пойду прилягу.

Я вместо ужина выпила зеленый чай с медом и лимоном и улеглась читать. Чтение мое прервал звонок Максима. После разговора с ним я долго стояла под душем и все думала, что такое ужасное может быть связано с моей матерью, что отец столько лет молчит. Не придумав ничего лучшего, чем агент под прикрытием или скрываемое преступление, я решила, что их всех оправдать может только это.

Ночь я спала плохо. Мне снилась мама, встречающаяся со мной в кафе "Elefant", тайная и опасная встреча, как у Штирлица с женой. В этом сне появился восемь лет назад уехавший Вовка, принесший от нее письмо, в котором она просила у меня прощения и за себя, и за папу. Потом на край моей кровати мягко присела прапрабабушка Варвара. В руках у нее тот самый огромный букет.

- Ну что, тезка? Как мои потомки, не обижают тебя? Лиза, Миша?

И только я хотела спросить Варвару о маме (им там, на небе, все обо всех известно, наверное), как вместо нее на кровать присела баба Лиза.

- Ты смысл моей жизни, Варя, - ласково сказала она и пригладила мои кудри. - Благодаря твоему появлению я была в этой жизни счастлива. Девочка моя, трудно принять и даже понять некоторые вещи. Но жизнь сложнее и глубже наших представлений о ней. Таким, как ты, добрым, открытым, доверчивым, жить непросто, зато свободно. Прости меня, я тебе слишком тоненькую шкурку нарастила. Береги ее и себя.

Она взяла мою руку в свои сухие и теплые ладони и порывисто поцеловала. Я, мгновенно потеряв зрение от внезапно брызнувших слез, порывисто села на кровати, чтобы ее обнять, но обняла только саму себя, обхватив руками свои плечи.

Сон! Какой странный и тяжелый сон. Я долго лежала в постели, глядя на потолок с лепниной, и пыталась успокоить быстро бьющееся сердце. Заснула только около шести утра. Надо завтра посоветоваться с Михаилом Ароновичем, все-таки психотерапевт.

Утро началось со стакана воды и таблетки цитрамона. Допивая воду, я с удивлением обнаружила, что бабушки нет ни в гостиной, ни на кухне. Странно, уже почти полдень. Баба Лиза встает рано и днем никогда не ложится.

В комнате бабушки темно, шторы не раздвинуты. Она еще спит. Сердце гулко стучит, вырываясь из грудной клетки. Тихонечко подхожу к кровати. Елизавета Васильевна Дымова лежит, вытянувшись, сложив руки вдоль тела. Строгая, хрупкая, торжественная. Маленький нос, ставший остреньким, тонкие губы, бледные веки, прозрачная кожа. Встаю на колени и беру ее холодную руку, прижимаю к губам.