Вернуть Онегина

Впрочем, их кукольное гнездышко ей безумно нравилось. Хороши были низкие, прохладные, защищенные от солнца ресницами персиан комнаты, их тесноватый уют – муж и сын, когда хочется их поцеловать, всегда под рукой: чем не идеал семейной идиллии! Нравилась широкая низкая кровать – испытательный полигон их новой техники, когда она, распаленная солнцем, возбужденная греховной первородной свежестью морской воды и впитавшая босыми ступнями обжигающую страсть испанской земли, теряла голову от сияющего зова обольстительной звездной бездны. Подталкиваемая туда невидимыми ночными колдунами, она падала и возвращалась, падала и возвращалась, а потом засыпала, обессиленная, голая и жаркая, а проснувшись, радовалась ленивой неге утренних пробуждений, когда руки сами тянутся навстречу друг другу, чтобы замкнуть искрящуюся цепь эволюции.

Между домом и забором помещался игрушечный бассейн, и после того как венценосное солнце, ослепив вечернее море золотым сиянием своей короны, уступало место душной темноте, она и Клим погружались туда нагишом и, превратившись в древних рыб, уплывали к высоким звездам. Блаженная земля мерцала внизу, напоминая о себе ароматами позднего ужина и невнятными звуками.

«Я бы хотела когда-нибудь жить с тобой в таком месте…» – говорила она, обхватив мужа за шею и невесомо качаясь у него на руках.

«Кто знает, кто знает… Может, когда-нибудь так и будет…» – сдержанно отвечал он, потому что будущее – это неизвестный мир, где только звезды знают свои места.

Клим был рядом с ней и днем, и ночью, и не надо было его никуда провожать, и не надо было за него бояться. Удивительно ли, что наедине с обожаемым мужем ее давние ощущения, помноженные на бесконечность, сделались равными абсолютному счастью!

«Ах, как хорошо! Как это хорошо и насколько лучше того хорошего, что я переживала много лет назад!» – думала она, затихая в крепких мужних объятиях и ощущая запах его горячей обветренной кожи.

Засыпая, она думала, как же ей повезло встретить мужчину намного старше и мудрее себя. Мужчину, рядом с которым она может чувствовать себя нежной влюбленной девчонкой, а не той мегерой, какой она непременно бы стала, выйдя замуж за Сашку. Постепенно тихая музыка из приемника перебиралась в ее сон, и там она вместе с мужем, сыном, морем и яхтой беззвучно и радостно скользила по застывшему лазурному времени. И так целый месяц – звонкий и стремительный, как один миг. Известно же: чем меньше зазор между тем, о чем грезишь и чем обладаешь, тем сильнее ощущение счастья.

Ну и, наконец, Барселона. Ах, Дали, ах, Гауди – свободолюбивые, чернокудрые, неподражаемые гордецы!..

12

Прошло четыре года.

Что, много? Хорошо, пусть будет два. Хотя нет, нехорошо. Дефолт – это нехорошо. Что хорошего в том ошарашивающем апофеозе благих намерений, в том заброшенном тупике, куда речистые и нечистые на руку машинисты загнали локомотив российской истории? Впрочем, исторический тупик есть лейтмотив нашей национальной исторической симфонии, кто бы ею ни дирижировал.

Да, конечно, ее фабрика к тому времени уже крепко стояла на ногах и удар ниже пояса выдержала. Но господи, боже мой, что было бы, если бы они не успели до дефолта вернуть кредит за импортную технику! Ведь наименьшее из злых последствий, которыми грозил невозврат – это крах!

«Это бизнес, и в нем все может быть, – успокаивал Клим ее поздний испуг. – Старайся вести дела так, чтобы не зависеть от обстоятельств»

«Господи, Климушка, да как же такое можно предусмотреть!» – терялась она.

«Ну, тогда просто радуйся удаче и живи дальше!» – улыбался Клим, ее несокрушимый щит и разящий меч.

Через несколько лет, когда выжившие в грандиозной битве при Дефолте коммерсанты уже могли позволить себе эпические воспоминания и даже шутки, Клим проговорился, что оффшор, выдавший кредит, и был тем самым таинственным хозяином сорока девяти процентов акций. И то сказать: кто другой дал бы им валюту при том их плачевном состоянии, в каком они находились? Уже после смерти мужа Маркуша поведал ей, на что Клим пошел тогда ради нее: поскольку оффшор, созданный не давать, а получать, был на положении общака, то Клим поручился за нее головой, и если бы она не вернула кредит, ему было бы несдобровать. Общак форс-мажоров не признает, и приговор звучал бы следующим образом: ради своей бабы Клим опустил братву на деньги, а за это полагается сами знаете что. Головой не головой, а репутацией Клим точно рисковал. А в их делах репутация стоит дороже головы.