– Где эта сволочь?!! Где эта собака бешеная!!! – слышится звонкий голос злющей Ленки. – ВОЛЬНОВ! Я с тобой еще не закончила!!! ВОЛЬНООООООООВ!!!
Отвечать сил не имелось. Сознание и так держалось на грани, норовя скользнуть в темноту. Сижу на пятой точке, так как ноги не держат уже, и глупо улыбаюсь. Картинка, наверно, со стороны выглядит жутко. Кругом кровища, обрубки тел и собственно сами тела валяются, в обрамлении размазанных по палубе кишок, а посреди всего этого я сижу на заднице с улыбкой дебила.
Глава 11
Странно, что в этот раз традиция с потерей сознания как-то не сработала. Откат, который я ждал, не случился. Правда, я соображал все равно плохо. Помню, меня тащили куда-то, потом я оказался у себя в каюте. Рядом все время мельтешила Полозова, мелькало лицо дочери, Карзиныча, Ефимовны, американца. Потом меня мыли, зашивали руку (вроде бы) и еще что-то делали, а далее я просто уснул. Не потерял сознание, а уснул. Еще помню, что перед этим пытался спрашивать про Машку с Фудо, и вроде бы даже получил ответ, что теми тоже занимаются, но все как в тумане было.
А вот пробуждение было… прямо скажем, не очень веселым. Во-первых, общая слабость и постоянная тошнота. В правой руке тоже что-то больно пульсировало и дергало, плюс к этому видел плохо, как сквозь туман. А если прибавить присутствие Ленки, которая с удивительной фантазией, в красках, едва увидев, что я проснулся, принялась придумывать определения для меня и моего поступка, то вообще – лучше бы не просыпался. Сначала она перебрала все возможные цензурные варианты, а когда те закончились, перешла к матерным аналогам. Вот честно, был восхищен, так широк был перечень. Некоторых оборотов даже я не знал, впору конспектировать на будущее. Однако с другой стороны кровати был-таки благодарный слушатель, в виде Иришки, которая высунув кончик языка от усердия, уже записывала за Ленкой, стараясь не пропустить ни единого слова.
– Побойся Бога, Лен. – Говорю, но слышится только шепот. – Дите ведь рядом.
– Что? – опешила девушка.
– Я не дите! – опрометчиво встряла дочь.
– А ну марш отсюда! – опомнилась Полозова. – Я сейчас твоего предка убивать буду.
– Ой, а можно тихонько в уголке посижу? Я не буду мешать. Честно-честно!
Вот это дочь выросла. Всем на зависть, блин. Хотел сказать «вырастил», но вовремя вспомнил, что это немного не так. Тут родного отца особо зверским способом убивать собираются, а она мешать не хочет.
– Отставить убивать. – Это Ефимовна с кастрюлей чего-то там заявилась. – Вернее, потом убьешь. А сейчас засранца этого накормить надо. Зря, что ли, суп для него готовила?
– Ой, а можно я его кормить буду? – это снова дочь активизировалась.
И вроде улыбается, вот только улыбка какая-то странно хищная. Не желают добра с такими улыбками. Короче, чего-то я уже боюсь даже. Не к добру все это. А еще Ленка с Ефимовной как-то задумчиво на меня смотрят. Вроде решают, согласиться на предложение Иришки или нет. Изображаю взглядом мольбу. Мол, не надо. Ведь вставит воронку в рот и зальет кипяток прямо в глотку. И не важно, что воронки нет под рукой. Вон, она уже ее из листа бумаги скрутить пытается.
– И вообще, я есть не хочу, – пытаюсь отмазаться.
– Он что-то сказал? – Переглядываются женщины.
– Аха. Говорит, что очень кушать хочет.
– Точно? – Нахмурилась судовая повариха. – А то мне показалось…
– Нет, нет, нет. Точно-точно. Есть, говорит, хочу.
Мотаю головой, стараясь изобразить отрицание.
– Вот видите? Кивает.
Наверное, так бы и закормили до смерти, но тут в дверь зашла вся перебинтованная Машка. Даже хвост в двух местах не забыли замотать. Смешная такая в этих повязках. Голова почти полностью замотана, только левый пучок вибрис, левый глаз и правое ухо виднеются. Правая задняя лапа тоже замотана, вот только хромает животина почему-то на левую. Короче, видок самый что ни на есть разнесчастный. Села рядом со мной и уставилась жадным глазом (левым, понятное дело) на кастрюлю с супом. При этом кошачий живот явно был не пустым. Иначе с чего бы он был таким круглым?
– Нет, ну вы посмотрите на это наглое животное! Я и так тебя уже четыре раза кормила за сегодня.
Кошатина сделала удивленный глаз. Типа, не помню, да и вообще, когда то было?
– Да ты что? – Поставив кастрюлю на стол, уперла руки в бока дородная женщина. – А кто тазик каши ровно десять минут назад умял, а потом еще у экипажа со столов миски отнимал?
Кошатина села на задницу и закатила глаз горе.
– Ах, это не ты была? Ах, сами отдавали? И вообще, прекрати симулировать. Ты хромаешь не на ту ногу!
Маха сидела и делала вид, что все это наговоры. Жаль, свистеть не умеет, а то точно насвистывала бы.
– Тоже мне защитница, – возмутилась Ленка, имея в виду Манюню. – Он там сдохнуть хотел, а она его выгораживать приперлась. Он на тебя плохо влияет.
Кошатина что-то мявкнула скрипучим голосом.
– Кто? Он хороший? – Это уже тетки в три голоса хором гаркнули от удивления. Прямо сюр какой-то. Вот же ж Евино племя, эта мявчит, те на русском изъясняются, а понимают друг друга.