«По степени умудренности?…» – невинно потупленный взгляд.
По степени близости! И вообще, не мешай: я разговариваю.
«Но послушать-то можно?…»
С каких это пор ты стала спрашивать разрешение?
«С тех самых, как тебе стала доступна возможность разрешать, конечно!…»
Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее!
«Нет, мой милый, тебя ждет другая собеседница…» – Мантия снова прячется вне пределов досягаемости, и больше всего ее побег похож на щелчок по носу. По моему носу. Что ж, если выбирать не из чего, это может значить, что выбор и не нужен. В данный момент.
– Ты что-то сказала? Прости, я отвлекся.
– Любопытно, на что?
– Как раз пытался уделить внимание одной мысли… Так о чем мы говорили? О том, что я изменился? И в какую сторону?
Лэни помолчала, подбирая слова.
– Вы стали легче.
– Да? А мне казалось, что напротив, поправился!
– И обзавелись привычкой язвить по поводу и без, – короткий комментарий, в котором нет и следа осуждения. – Я не имела в виду тело.
– Вот как? Разве душа имеет вес?
– Имеет. Но не каждому дано его ощутить. Эта легкость… Она тревожит.
– Тревожит тебя или кого-то еще?
– Неважно. Тревожиться должны прежде всего Вы.
– Почему это?
– Легкость души свойственна тому, кто прекратил Поиск.
– Что же в этом страшного? Если поиски завершены, значит, нашел то, что искал.
– Иногда перестаешь искать, потому что больше не видишь Цель, – очень тихо произнесла Лэни, и шепот холодным сквозняком скользнул по моей шее.
Что-то в словах Смотрительницы показалось мне близким. Не знакомым или понятным, нет. Близким. Но от этой близости веяло морозным дыханием ужаса. Я замер, не зная, как продолжать беседу, и Лэни, словно почувствовав мое внутреннее оцепенение, встала из кресла:
– Пожалуй, я пойду.
– Да, конечно… Тебе помочь?
– Помочь? – недоумевающий взгляд.
– С посудой.
– Нет, я справлюсь! – полные губы улыбнулись с прежней силой. Силой той Лэни, которая всегда была моим врагом. А врага я не мог отпустить без последнего укола:
– Что на самом деле заставило тебя прийти и завести весь этот разговор?
– Что? – лиловые глаза сузились. – Скупость, конечно же!
– Скупость? – я растерянно моргнул.
– Не хочу терять полезную вещь. Еще летом мне показалось, что Вы вот-вот исчезнете. Растворитесь в воздухе вместе с утренним туманом… Было бы жаль так просто Вас отпустить.
– Почему? Избавление от противника должно было доставить тебе радость.
– Какой Вы, в сущности…
– Глупый?
– Этого я не говорила.
– А что ты хотела сказать?
– Только одно: хороших врагов берегут не меньше, чем хороших друзей.
– Первый раз слышу!
– Тогда постарайтесь запомнить: лишь побеждая противника можно совершенствовать себя.
– Но для этого подойдет не всякий противник?
– Верно. И не всякий противник может и должен быть побежден, – загадочно усмехнулась Смотрительница. – Подумайте об этом. Когда будет время.
Подумаю, дорогуша. Непременно. Если найду силы на раздумья. Может быть, сейчас?
Уже стоя одной ногой в коридоре, Лэни обернулась и сказала:
– И все же, я Вам завидую!
– В чем?
– Вы увидите Пробуждение!
– М-да… – увижу, конечно. Вот только чему тут завидовать? Но глаза Смотрительницы странно мечтательны и печальны, а это нехорошо. Неправильно. – Хочешь, я потом тебе расскажу, как все происходило?
– А можно?
– Мне никто не запрещал.
– Отсутствие явного запрета еще ничего не значит, – покачала головой Смотрительница.
Очень может быть. Семейные церемонии потому и называются семейными, что посторонние на них не приглашаются.
«Не всякий противник может и должен быть побежден». Что ты хотела этим сказать? Какую мысль пыталась донести до моего усталого и отчаявшегося разума? Есть ли у меня вообще противники? Настоящие, имеется в виду.
Если подойти к рассмотрению тщательно и придирчиво, то таковых найти не могу. В самом деле, кто был или является моим врагом? Сама Лэни? Ерунда. В данном случае «враг» – всего лишь фигура речи, потому что я знаю: волчица никогда не причинит мне вреда. Физического. Вред моральный слишком трудно измерить, чтобы оценить нанесенный урон, следовательно, эту составляющую наших со Смотрительницей словесных баталий учитывать не стоит.
Пойдем дальше. Родственники? Хм. Положим, меня не любят. Может быть, боятся. В отдельных случаях, ненавидят. Но если бы я представлял собой угрозу их существованию, давно бы уже почивал мертвым сном в семейном склепе.
Кто еще? С кем мне доводилось схлестнуться интересами? Что-то не припомню. Те, кто посягал на мою жизнь, в большинстве своем нашли покой в Серых Пределах. При моем непосредственном участии, разумеется.
Противники, противники, противники… Кстати, а что означает это понятие? «Те, кто противятся»? Очень возможно. Например, противятся изменениям, которые я привношу в их жизнь. Противятся новым чувствам и новым мыслям, стремясь сохранить привычную, а потому кажущуюся удобной неповоротливость сознания. Да, таких существ на свете много. Правда, я никому не навязываю своего мнения: хочешь – слушай, не хочешь – останемся каждый при своем. Проще уйти, чем переубеждать, внушать, помогать… Проще. Но не всегда получается.