Вернуться живым

Амброзия передавала нож из руки в руку.

— Если учесть, что я пустила твою кровь, и нож все еще у меня, тебе стоит переживать за себя, Деклан Форей, — она посмотрела на Розу, потом на меня. Она улыбнулась. — Роза мертва. Скоро будешь мертв и ты.

Она размеренно шагнула вперед и опустила ладонь на мое плечо, подняла нож. Я пытался шевелиться, ударить ее головой, порвать путы, но не мог. Мышцы напряглись, пот покрыл лоб, но веревки впились в плоть сильнее. Она работала быстро. Она взмахом провела лезвием по моей груди, вызывая боль.

Я прикусил губу, пытаясь скрыть крик. Порез истекал кровью, и теперь моя татуировка была подчеркнута красным.

— Играем в смелого? — удивилась она. — Милый, ты не знаешь, что это, да? Это начало ритуала. Я начну лишать тебя частей, и ты уже не будешь смелым. Ты будешь кричать, даже если я лишу тебя части языка.

Я пытался не позволять глазам расшириться, но это было сложно. Я назвал бы это блефом, услышав от других людей, но я знал, что Амброзия сможет сделать это.

— Ты — уродливая сука, знаешь? — прорычал я.

Ее лицо отдернулось, а потом снова стало спокойным.

— Я уже не очаровываю тебя? Это изменится, когда я закончу с тобой. Вся твоя сила воли улетит в окно. А что за окном, знаешь? Много аллигаторов. Крысы. Змеи.

Я вспомнил лодку среди серого, страшную версию своей матери. То была Тонкая Вуаль.

— Ты интересен, Деклан, — сказала она. Она присела с ножом и начала вырезать узоры на моей ступне. Боль ослепляла. — Такой энергии я еще не видела. Я знала, как только встретила тебя, что ты мне нужен, что это мне нужно.

— Это? — выдавил я, она приступила в другой ноге.

— Да, это. Твоя сущность. Что делает тебя тобой. Твоя мать рассказала мне чудесные вещи.

Я был так разъярен, что едва ощущал боль лезвия, медленно царапающего ступню.

— Что ты знаешь о моей матери?

— Ее легко призвать. Она пыталась дотянуться до тебя. И она хочет тебя.

— Что? — оскалился я.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

— Это ей говорить, я мешать не буду. Кстати, — она посмотрела на мои ступни, — тебе пальцы ног тоже мешать не будут.

— Зачем они тебе?

Она смотрела туда, а потом пожала плечами.

— От них толком нет пользы. Хотя они довольно большие для твоего роста, — она улыбнулась мне. — Я уже продумала жертвы.

Она начала водить лезвием от моей лодыжки по голени, надавливая, чтобы текла кровь. Она замерла, лезвие было ужасно близко к моим яйцам, и я вдохнул, не двигаясь.

Она быстро опустила лезвие и проделала то же с моей другой ногой. А потом обхватила мои яйца и легонько сжала.

Она склонилась и прошептала мне на ухо, ее волосы приторно пахли.

— Если бы я была ниже, я бы отрезала тебе яйца и использовала бы их. Силы и тестостерона в тебе хватит на городок.

Я скривился, она сжала их еще сильнее.

— Жаль, ты не был слабым и не подарил мне хорошее время, потому что это было бы лучшим временем для тебя. Ты даже не твердеешь.

Я прищурился, надеясь, что она услышит яд в моих словах:

— Я возбуждаюсь только от одной женщины.

Она закатила глаза, чуть оскалившись.

— О, конечно. Эта Перри. Надеюсь, ты повеселился с ней, потому что потом ты станешь другим. Ты будешь моим, будешь слушать тебя и забудешь о жизни.

Я смотрел, как она выпрямляется и идет вдоль кругов свеч, огни лизали ее лодыжки. Мужчины в тенях следили за ее движениями.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я хриплым голосом. Если я умру здесь, я могу хотя бы узнать ответы. — В чем смысл?

Она замерла и посмотрела на меня.

— В чем смысл? Я думала, это очевидно. Люди недооценивают меня, так всегда было. Они не верят, что я — потомок королевской семьи вуду. Во мне течет кровь Королевы вуду! Но все думают, что я слаба, что я всего лишь глупая безумная девчонка, — безумной она точно казалась. — И только Мэрис взяла меня под крыло. Только она поверила в меня.

— И ты сделала ее изгоем.

Амброзия поджала губы.

— Да. Она не хотела связываться с темными искусствами. Но там вся сила. Это и есть вуду. За годы вуду стало белым и слабым. Лишилось настоящих традиций, ритуалов и силы. Опустилось до денег. Я хотела вернуть силу, вернуться к истокам, к тем, кт заслужил этого, и чтобы они заставили мир скулить.

— Мамбо тебе не позволила бы.

— Верно. Она не позволила, — она прошла к двери и открыла ее. Я услышал вопли куриц, она вернулась с черной в руках. — Я проклинала ее с самого начала. Ничего крупного, стирала ее память, заставляла верить мне. Я не могла ее подчинить, как тебя, но достаточно получила. Я заставила ее научить меня многому, чего она бы не сделала. Я училась, пока не поняла, что готова.

Она прошла в центр круга и быстро отрезала голову курице. Она упала на голову с влажным стуком, глаза еще моргали, клюв еще двигался. Я надеялся, что это нервы еще работают. Курица не могла быть еще жива.

Она сжимала безголовую курицу в руках, словно та еще была жива, кровь лилась из шеи.

Я сглотнул, посмотрел на голову курицы. Она смотрела на меня.

— Если ты за традиции и думаешь, что культура стала белой, зачем тебе темнокожие? Они же из твоих.