Б е р н и к. И надо было наконец проучить его разок! Порку он небось запомнит.
К р а п. У вас найдется минутка, господин консул?
Б е р н и к
К р а п. Прямиком оттуда. Хм…
Б е р н и к. И? Только не говорите, что с «Пальмой» не все в порядке.
К р а п. «Пальма» может сниматься с якоря завтра, но…
Б е р н и к. Значит, «Индиан гёрл»? Я так и знал, что этот упрямый…
К р а п. «Индиан гёрл» тоже может отчаливать завтра – но далеко она не уйдет.
Б е р н и к. Что вы имеете в виду?
К р а п. Простите, господин консул, – эта дверь закрыта неплотно, и там кто-то есть…
Б е р н и к
К р а п. Мастер Ауне задумал пустить ко дну «Индиан гёрл» со всем живым и мертвым грузом.
Б е р н и к. Боже милостивый, да как вы можете обвинять?..
К р а п. Никак иначе не могу объяснить себе происходящее, господин консул.
Б е р н и к. Так, изложите мне коротко…
К р а п. Постараюсь. Вы знаете, как туго идет работа на верфи с новыми машинами и новыми неумелыми рабочими.
Б е р н и к. Да, да.
К р а п. Но когда я заходил утром, то обратил внимание, как продвинулись работы на американце. Днище – вы помните эту прореху, совершенно прогнивший кусок?..
Б е р н и к. И что?
К р а п. Выглядит как новенькое, полностью обшито, якобы заделано – говорят, Ауне самолично работал при свечах всю ночь.
Б е р н и к. Хорошо. И что?
К р а п. Меня это насторожило. Народ как раз завтракал, и я нашел повод незаметно осмотреть все внутри и снаружи. В трюм еле пробрался, судно уже загружено. Но я уверился в своих подозрениях. Это чистой воды обман, господин консул.
Б е р н и к. Не могу поверить вам, господин Крап. Не могу и не хочу верить такому об Ауне.
К р а п. Так самому больно, но это чистая правда. Шпангоуты, как я понимаю, никто не менял, так – подконопатили, натолкали пеньки, подтерли, прижали, подрихтовали и готово. Чистый обман! «Индиан гёрл» никогда не доберется до Нью-Йорка, пойдет ко дну, как худая кастрюля.
Б е р н и к. Чудовищно! Но зачем было ему так делать?
К р а п. Хотел, возможно, посеять сомнения в достоинствах машин, хотел отомстить, надеялся на возвращение уволенных рабочих.
Б е р н и к. Ценой, вероятно, множества человеческих жизней?
К р а п. Он давеча обронил, что на борту «Индиан гёрл» нет людей, одна нечисть.
Б е р н и к. Предположим. Но неужто его не заботит, что погибнет огромный капитал?
К р а п. Ауне не печется о больших капиталах, господин консул.
Б е р н и к. Ничего не скажешь, это правда. Ауне смутьян и подстрекатель, но такая бессовестная низость… Послушайте, Крап. В этом деле надо все еще раз проверить. Пока никому ни слова. Если об этом поползут слухи, наша верфь будет опозорена.
К р а п. Само собой, но…
Б е р н и к. В обед изучите все в трюме хорошенько, мне нужна полная ясность и доказательства.
К р а п. Слушаюсь, господин консул. Но прошу простить – что вы собираетесь предпринять?
Б е р н и к. Заявить куда следует, естественно. Мы не станем соучаствовать в преступлении. Мне такого на совести не надо. К тому же и на прессу, и на город произведет хорошее впечатление, что я отодвигаю в сторону личный денежный интерес ради торжества справедливости.
К р а п. Очень верно, господин консул.
Б е р н и к. Но прежде всего – полная уверенность. И молчание до поры до времени…
К р а п. Никому ни слова не скажу, господин консул. А доказательства вы получите.
Б е р н и к
Т ё н н е с е н. Привет, Берник! Что ж, поздравляю со вчерашней победой в Торговом союзе.
Б е р н и к. А, спасибо.