Г о с п о ж а А л в и н г. Меня учили, что превыше всего долг, и я верила в это слишком долго. Все в конечном счете оказывалось
О с в а л ь д. Почему же ты ни разу не написала мне об этом?
Г о с п о ж а А л в и н г. Я только сейчас осознала, что могу открыть это тебе, его сыну. Раньше я смотрела на все иначе.
О с в а л ь д. А как ты смотрела?
Г о с п о ж а А л в и н г
О с в а л ь д
Г о с п о ж а А л в и н г. К тому же я день и ночь думала, что Росенволд – отчий дом и для Регины, равно как для моего мальчика.
О с в а л ь д
Р е г и н а
Г о с п о ж а А л в и н г. Да. Теперь вы оба все знаете.
О с в а л ь д. Регина!
Р е г и н а
Г о с п о ж а А л в и н г. О твоей матери можно сказать много хорошего, Регина.
Р е г и н а. Да, но все же она была та еще… Я иногда так и думала, но… Хозяйка, могу я уехать сию минуту?
Г о с п о ж а А л в и н г. Ты уверена, что хочешь уехать?
Р е г и н а. Да уж хочу.
Г о с п о ж а А л в и н г. Делай, как знаешь, конечно, но…
О с в а л ь д
Р е г и н а. Мерси, господин Алвинг… чтоб не сказать Освальд. Я представляла себе все иначе.
Г о с п о ж а А л в и н г. Регина, я не открывала тебе правды…
Р е г и н а. А жалко, скажу я вам! Знай я, что Освальд болен, то… А теперь, когда ни о чем серьезном между нами речи нет… Не могу я, по чести говоря, позволить себе хиреть тут в деревне, ухаживая за инвалидами.
О с в а л ь д. Даже за таким, что тебе близок?
Р е г и н а. Да нет же, не могу я. Бедная девушка должна пользоваться молодостью с умом, а то не заметишь, как останешься у разбитого корыта. Во мне-то ведь тоже радость жизни бурлит, господа хорошие.
Г о с п о ж а А л в и н г. Да, к несчастью. Только не пускайся во все тяжкие, Регина.
Р е г и н а. Как будет, так будет. Освальд, знать, пошел в отца, а я, видать, в свою мамашу. Но ответьте мне на один вопрос, госпожа Алвинг: пастор Мандерс про меня знает?
Г о с п о ж а А л в и н г. Да, пастору Мандерсу известно все.
Р е г и н а
Г о с п о ж а А л в и н г. Как знаешь.
Р е г и н а
Г о с п о ж а А л в и н г. Регина, когда захочешь вернуться в семью, приезжай.
Р е г и н а. Нет уж, благодарствуйте, хозяйка. Пастор Мандерс выручит меня, надеюсь. А если все пойдет наперекосяк, то я знаю, где мой дом.
Г о с п о ж а А л в и н г. Где?
Р е г и н а. В приюте камергера Алвинга.
Г о с п о ж а А л в и н г. Регина – ты идешь ко дну, я уже вижу.
Р е г и н а. Плевать. Адью вам.
О с в а л ь д
Г о с п о ж а А л в и н г. Да.
О с в а л ь д
Г о с п о ж а А л в и н г
О с в а л ь д
Г о с п о ж а А л в и н г. Да, про твоего несчастливого отца. Боюсь, как бы известие не подкосило тебя.
О с в а л ь д. С чего ты взяла? Внезапно, конечно, но вообще-то мне это довольно безразлично.
Г о с п о ж а А л в и н г
О с в а л ь д. Конечно, я готов посочувствовать ему, как любому другому человеку, но…
Г о с п о ж а А л в и н г. И ничего больше?! Это же твой родной отец!
О с в а л ь д
Г о с п о ж а А л в и н г. Это немыслимо, чудовищно. Как может ребенок не любить родного отца, что бы там ни было?
О с в а л ь д. А если ребенку не за что отца благодарить? Если он его не знал? Ты веришь, что ли, во все эти старые предрассудки? Ты – такая просвещенная?
Г о с п о ж а А л в и н г. Предрассудки?!