Вернувшиеся

На протяжении всей вечеринки, посвященной Джейкобу, Люсиль присматривала не только за сыном и другими детьми, но даже и за взрослыми гостями. Она, как встревоженный воробей, порхала повсюду, задавая людям обычные вопросы: как они себя чувствовали, хватало ли им еды. Она восторгалась, как сильно они похудели с прошлой встречи и какими высокими стали их дети. И, естественно, их разговоры раз за разом сводились к хорошей погоде. А солнце действительно было везде, и день утопал в буйной зелени.

Нервозность делала ее чудесной хозяйкой. Ни один ребенок не вышел из-за стола ненакормленным. Ни один гость не остался обделенным беседой. Она даже умудрилась уговорить Мэри Грин спеть в тот вечер для собравшейся публики. Женщина обладала потрясающим голосом — слаще, чем сахар. И будь Джейкоб достаточно взрослым, чтобы влюбиться в нее, он подарил бы ей какую-нибудь магическую вещь типа той, из-за которой дядя Фред, муж Мэри Грин, подшучивал порой над парнем. Тот день был очень хорошим — до тех пор, пока не исчез Джейкоб.

Он незаметно ускользнул, как могут делать только дети и другие таинственные существа нашего мира. В период времени между трех и трех тридцати (как позже Харольд и Люсиль заявили полиции), по причинам, известным лишь ему и сырой земле, Джейкоб прокрался на южную сторону двора, прошел мимо ряда сосен и спустился через лес к реке, в которой нежданно-негаданно нашел свою смерть.

За несколько дней до того, как на пороге их дома появился человек из Бюро, Харольд и Люсиль обсуждали подобную возможность — что бы они делали, если бы Джейкоб оказался «вернувшимся».

— Это нелюди, — заламывая руки, сказала Люсиль.

Они сидели на веранде. На юге все памятные события происходят только на верандах.

— Но мы не можем отказаться от него, — возразил ей Харольд.

На всякий случай он притопнул ногой. Спор быстро набирал обороты.

— Они нелюди, — повторила Люсиль.

— Если они не люди, то кто тогда? Растения? Минералы?

От желания закурить у Харольда зудели губы. Курение всегда помогало ему брать верх в аналогичных спорах с женой, которая, как он подозревал, и была реальной причиной его нынешнего раздражения.

— Не будь таким легкомысленным, Харольд Натаниэль Харгрейв. Это серьезная тема.

— Легкомысленным?

— Да, легкомысленным! Ты всегда паясничаешь! Ведешь себя легкомысленно!

— Клянусь, вчера ты называла меня… «болтливым»! А сегодня я, значит, «легкомысленный»?

— Иногда я корректирую свои суждения, и не нужно смеяться над этим. Мой ум по-прежнему остер, каким был всегда! Возможно, даже острее. Так что не пытайся спрыгнуть с темы.

— «Легкомысленный».

Харольд произнес это слово с таким пренебрежением, что из его рта вылетел блестящий комочек слюны, который, скользнув по перилам крыльца, оставил после себя влажный след.

— Кхе-кхе!

Люсиль сделала вид, что ничего не заметила.

— Я не знаю, кто они такие, — продолжила она.

Женщина нервозно встала и через секунду снова опустилась в кресло.

— Мне лишь известно, что они не похожи на нас с тобой. Они…

Она замолчала, собирая фразу во рту — осторожно, кирпичик к кирпичику.

— Они адские дьяволы! — наконец сказала она.

Люсиль отшатнулась назад, словно произнесенные слова могли вернуться и укусить ее за язык.

— Они хотят уничтожить нас. Или подвергнуть злому искушению! Это знак последних дней. Недаром в Библии говорится: «Когда мертвые пойдут по земле…»

Харольд фыркнул, все еще размышляя над словом «легкомысленный». Его рука потянулась к карману.

— Значит, они дьяволы? — уточнил он.

Когда старик нащупал зажигалку, его мысли перешли на нужную колею.

— Дьявол — элемент суеверия. Продукт скудных умов и мелкого воображения. Нужно выбросить из словаря это слово. «Дьяволы». Ха! А потом еще и «легкомысленный». Твои суждения вообще никак не связаны с реальностью. Они не имеют отношения к «вернувшимся». Ты ошибаешься, Люсиль Эбигейл Дэниелс Харгрейв! Это люди. Они могут подойти и поцеловать тебя в щеку. Я не встречал ни одного дьявола, который поступал бы так… Хотя одним субботним вечерком мне довелось познакомиться в Талсе с белокурой девушкой — естественно, до того, как мы поженились. Так вот она точно могла быть дьяволом или, по крайней мере, дьяволицей.

— Замолчи! — прикрикнула Люсиль (причем так громко, что, наверное, сама удивилась себе). — Я не собираюсь сидеть здесь и слушать такие фривольности!

— Какие «такие»?

— Он бы не был нашим мальчиком, — сказала она.

Ее речь замедлилась, когда серьезность вернулась к ней вместе с воспоминаниями о погибшем сыне.

— Джейкоб ушел к Богу, — прошептала женщина.

Ее сжатые кулаки безвольно опустились на подол платья.

Пришло молчание.

Затем оно прошло.

— А где это? — спросил Харольд.

— Что?

— Ну, в Библии… Где это?

— О чем ты спрашиваешь?

— Где там говорится про мертвых, которые пойдут по земле?

— В «Откровении»! — ответила Люсиль.

Она всплеснула руками, словно ни один другой вопрос не мог быть более бестолковым — словно ее только что спросили о невидимых узорах, которые оставляли на небе макушки качавшихся сосен.

— Это в «Откровении» написано! «Мертвые пойдут по земле!»