Вернувшийся к рассвету

Я зябко передёрнул плечами и втянул голову в воротник своего куцего пальто. Чтоб модельеру этого издевательства над детьми пуговица в не то горло попала и никогда не вышла! Жестокое пожелание? Ну-ну. А как вам то, что зимнее пальто мальчиковое, производства Армавирской фабрики, размер сорок четвертый, рост второй, стоимостью сорок два рубля шестьдесят копеек, ватное, греет точно так же, как намотанная на тело сырая простынь? Так что я в полном праве бесился и, перетаптываясь на месте, мёрз, дожидаясь человека с чистыми руками, холодной головой и мёртвым сердцем.

— Здравствуй, Владимир!

Звонкий голос, чуть приглушенный расстоянием и посвистыванием ветра вывел Владимира Пугина из задумчивости. Он чуть сбавил шаг, поднял ладонь к лицу, защищаясь от колючих снежинок, пригляделся к выскользнувшей к нему из тени подъезда невысокой фигурке. Худенький парнишка, стройный, не очень высокий. Одет мальчик в чёрное пальто, явно на размер большее, чем ему нужно, короткую линию блестящих пуговиц диагональю пересекает широкая полоса ткани. Ранец за спиной? Нет, какой-то длинный свёрток, больше похожий на чехол. Смотрит прямо, взгляд не отводит. Нет, не знакомое лицо. Кто-то из младших классов, кого обижают старшеклассники, решил обратиться к нему за помощью? Вполне возможно и если это так, то он ему обязательно поможет и сделает ещё одно хорошее дело.

— Здравствуй, мальчик! Тебе нужна моя ….

Слово не было произнесено. Владимир сбился и чуть замешкался, ища замену ненужному вопросу — человеку с таким взглядом помощь точно не нужна, как бы от него самого помощи не просили. Плохо смотрит, будто ищет что-то внутри тебя, бездушно вспарывая острой синевой лезвия материю одежды и кончиком бритвы небрежно откидывает её в сторону, не обращая внимания, что режет вместе с тканью и кожу на теле. Почти так же отчужденно и чуть презрительно смотрит на него Сергей Евгеньевич, когда ребята из его, Владимира, дружины чуть погорячатся и очередной спекулянт, после проведённый с ним «воспитательной» работы, не может встать на ноги пару дней. Не как на лучшего комсомольца факультета и активиста, а как на жука какого — то, блин! Приколоть булавкой или пусть ещё побольше навозный шарик накатает?

Вспомненное Владимиру совершенно не нравиться и в его голосе слышится злоба и раздражение:

— Пацан, ты заблудился?

Молчащий и спокойно наблюдающий за ним мальчуган чуть щуриться, смахивает заиндевелой варежкой прозрачную каплю под носом и задумчиво отвечает:

— Заблудился? Может быть, Володя, может быть. Только вот вряд ли ты меня выведешь на верный путь. Не ту ты выбрал дорогу, Володя. Неверным путём идёшь ты, товарищ.

И не давая времени на осознание услышанного, паренёк как-то незаметно оказывается возле него и уколов холодным взглядом добавляет неожиданное к странным фразам:

— Я Дима Олин, по прозвищу Сова, самый главный в городе спекулянт и ужасный преступник. Поговорим один на один? Или ты зассышь, отважный командир комсомольской дружины?

Владимир гневно вскидывается, но тут же быстро остывает и даже едко чуть улыбается:

— Надо же, сам пришел, даже бегать за тобой не пришлось! Поговорить с тобой? О чём мне с тобой разговаривать? Или ты будешь пугать меня своими бандитами? Будешь, да?! — он резко замахивается рукой и почти кричит ему в лицо — Ну, где твои уголовные дружки? Скольких ты с собой привёл? Что они не идут сюда? Боятся?!

— Не истерии, Владимир, не ори. Один я. Нет здесь никого и кричать не нужно — люди после работы отдыхают, а ты им мешаешь. Говорить-то будем? Один на один?

Владимир долго и пристально смотрит на спрашивающего. Необычно тихо. Неровно обкусанная луна прячется за редкими облаками, холодный ветер мечет в лицо острые иголки снега, на желтое пятно света под фонарём мочится лохматая дворняга. Никого нет рядом, пусто и под шагами прохожих не хрустит смёрзшийся в монолит снег. Даже звук телевизоров не слышен, лишь вспыхивают синеватые сполохи в окнах квартир, и на кухнях периодически зажигается свет. Наглый пацан смотрит на него, чуть наклонив голову, в его взгляде еле заметный огонёк насмешки наливается цветом и становится всё ярче. Нужен ответ, простой ответ, но что-то заставляет плотно сжиматься челюсти, что-то похожее на самый настоящий страх и Володя еле разжимает замёрзшие губы, что бы выплюнуть одно короткое слово:

— Да!

— Хорошо, тогда идём на трамвайную остановку. Нам нужен семнадцатый маршрут.

— Ехать далеко?

— Далеко, Вова, далеко. За город. Или ты всё же хочешь домой, под тёплое крылышко к мамочке, а очко твоё комсомольское делает жим-жим?

Не отвечая, Владимир поворачивается и, оттолкнув наглого сопляка плечом, быстро идёт к остановке транспорта, сознательно прибавляя шаг. Пусть догоняет, щегол! Месть, конечно, мелкая как канцелярская кнопка на стуле, но хоть что-то.