Верные до конца

Красин решил быть до конца откровенным с этим человеком. Он рассказал ему не только о своей учебе в Петербургском технологическом институте, но и о том, почему учеба была прервана: первый раз в 1890 году за участие в студенческих беспорядках, во второй — через год после восстановления — за участие в марксистском кружке (имени Бруснева Красин не назвал). И новый арест после ссылки в Нижний Новгород — Таганская тюрьма. А затем и не до учебы было — Тула, военная служба вольноопределяющимся, недолгие месяцы отдыха в Крыму, и снова высылка в Воронежскую губернию, где вновь его ждала тюрьма.

— Так что не такой уж я и молодой, минуло двадцать пять, а я все еще не закончил курса…

— Э, батенька, у меня в управлении дипломированных инженеров хоть пруд пруди, сидят, штаны протирают, а на дороге работать некому. Плевать мне на все ваши тюрьмы, ссылки, плевать на то, что вы поднадзорный, мне нужен техник, нужен инженер, а вы, я вижу, в управление не рветесь и практики строительства не гнушаетесь. Вот и прелестно! Для начала зачисляю вас техником, а там будет видно. Кстати, вам известно, что ссыльным, работающим на строительстве дороги, сокращают сроки? Нет? Имейте это в виду.

Красин поимел. Ему вовсе не улыбалось провести в Иркутске все три года ссылки, И даже то, что здесь живут отец, мать, сестра, не могло примирить с перспективой быть оторванным от ставшей уже привычной революционной работы, да и учебы тоже. Из Петербурга, от брата Германа, приходят загадочные письма. Но даже сквозь его иносказания можно понять, что в столице произошли большие перемены и связаны они с именем Владимира Ульянова. Слыхал, слыхал о таком!

Еще два года назад появился в столице помощник присяжного поверенного — Владимир Ульянов, младший брат Александра. Фамилия в революционных кругах России знаменитая. Первым долгом Владимир Ульянов вчистую распушил Германа. Собрались однажды на квартире старого друга по Технологическому — Степана Радченко, и Герман зачитал свой реферат о рынках. Вопрос серьезный, ведь для развития капитализма необходимы рынки сбыта, без них капитализм не может развиваться. А не будет расти капитализм — не будет почвы и для роста пролетариата. Судя по всему, Герман тогда с рефератом не справился.

Слово взял Владимир Ульянов. Всего-то на год старше Германа и одногодок с Леонидом, а какая глубина анализа, какая убежденность. Все поставил на свои места, а под конец вывод. «Мы, — говорит, — должны заботиться не о рынках, а об организации рабочего движения в России, о рынках же позаботится наша буржуазия». Вот и практическое применение марксизма, а не голая теория. Герману бы обидеться, а на деле получилось, что он вернейший последователь Ульянова. Если судить даже по официальной прессе, в Петербурне, Москве, Иванове началась настоящая «промышленная война», стачка за стачкой, забастовка за забастовкой, и, как прозрачно намекает Герман, за этими стачками стоит организация «Союз борьбы», а во главе «Союза» Ульянов.

Об этих союзах, возникших не только в Питере, рассказывали высланные из Москвы, Киева. Организация — это хорошо. А вот он, марксист Леонид Красин, протухает в Иркутске. Впрочем, не совсем так. В Иркутске тоже дискуссируют о рынках, а вернее, о судьбах русского капитализма. Иркутск издавна город политических ссыльнопоселенцев. Марксистов, социал-демократов мало, зато народников полным-полно, и среди них такие «зубры», как Марк Натансон, Дмитрий Любовен, Сергей Ковалик. Они жуют старую жвачку: капитализм в России развиваться не будет, а значит, не будет расти и рабочий класс. Поэтому нечего рассчитывать на пролетария в борьбе за социализм, крестьянин — вот истинный социалист.

Красин ринулся в бой. Передовое сражение произошло на семейном вечере у редактора иркутского «Восточного обозрения». Кто-то из «столпов», театрально воздевая руки к небеси, пожаловался, что после Чернышевского и читать-то нечего, а уж какой там Маркс…

Красин не стал ничего доказывать. Просто высмеял «столпа». He обидно, но достаточно едко. Он знал за собой умение говорить образно и с юморком.

И что неожиданно — до его слуха с диванов донеслось «Обаятельный юноша… Старого типа… Теперь таких мало…»

Ошибаются «столпы», таких с каждым годом становится все больше и больше.

Дни протекали на стройке, вечера же редко кончались без споров. Крепло умение будущего инженера, заострялось мастерство полемиста.

Главный оказался прав. Ссыльным, работавшим на строительстве железной дороги, скостили срок. И зимой 1897 года у Леонида Борисовича появилась возможность выехать в Европейскую Россию, с тем чтобы завершить учебу, прерванную семь лет назад внезапным арестом.

А куда ехать? В Петербург не пустят, так что о родной техноложке придется забыть. Есть еще Технологический в Харькове. Прошение давно отослано, а ответа нет и нет. С точки зрения институтских начальников все понятно — исключен из Петербургского как неблагонадежный, а затем целая вереница тюрем, высылок, опять тюрем…

Была не была! Леонид Борисович решил ехать в Харьков, не дожидаясь бумаги.