Не было времени объяснять ему все, я не хотел углубляться в перечень событий, вызвавших мои подозрения. В любом случае, мне уже было ясно, что Вигод ничего не знает о делах Мале с Эдгитой. С одной стороны это было хорошо, по крайней мере, я мог быть уверен, что он отвечает честно.
— Скажи мне, что здесь написано.
— Я не могу.
— Мы должны знать, Вигод, — сказал я. — И так или иначе, я узнаю.
Я положил ладонь на рукоять меча, чтобы он мог понять мой намек, хотя надеялся, что он предложит свою помощь добровольно, потому что не хотел угрожать человеку, с которым не был в ссоре. Но, похоже, это был единственный способ.
Мгновение он не шевелился, оставаясь стоять с разинутым ртом. Он был потрясен до глубины души, разумеется. Но потом он вернулся к пергаменту, раскатал его на столе и прижал ладонями.
Откашлявшись, он начал:
— Гийому Мале, виконту Эофервика…
— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал я. — Что там дальше?
— Конечно, — ответил он, и я увидел, как он сглатывает комок в горле. Он читал, следуя дрожащим пальцем вдоль строки, время от времени останавливаясь, вероятно, чтобы подобрать подходящее французское слово. — Я живу, каждый день умирая от горя. Я не могу его преодолеть и смириться с ним. За два года, которые я нахожусь в Уилтуне, вы не дали мне ничего, кроме лживых обещаний и ложных надежд. Посылая вам это письмо, я умоляю вас во имя Христа, Господа нашего, и в память об узах дружбы, когда-то связывавших нас, сказать мне, где может быть спрятано тело.
Я оторопел.
— Тело?
— Так здесь написано, — ответил Вигод. Он продолжил чтение: — Его кровь на ваших руках. Я знаю, что, возможно, вы рады нести вину, что отравляет вашу душу. Но я не могу жить в неизвестности. Если вы не пожелаете отдать мне его, то меня больше ничто не удержит в этом мире, и моя кровь так же падет на вашу голову.
Он остановился.
— Это все, — сказал он, глядя на меня.
Это было больше похоже на отчаянную мольбу о помощи. Но что она имела в виду, говоря о теле и крови на руках Мале? Неужели эти две вещи были каким-то образом связаны, и так или иначе, он отвечал за смерть Гарольда? И как его собственное письмо было связано с этим?
— Ты ничего никому не должен говорить, — предупредил я управляющего.
— Нет, — ответил он.
Его лицо было белее муки.
— А теперь мы должны вернуться к остальным. — он кивнул, но не сдвинулся с места, и я положил руку ему на плечо. — Я узнаю, что все это значит, Вигод, — сказал я. — Клянусь.
Я изо всех сил старался говорить уверенно, хотя все наши поиски ответов только порождали новые вопросы. Тем не менее, меня не оставляло ощущение, что мы приближаемся к истине; скоро мы все узнаем. Но в первую очередь, нам предстояло сделать одну не очень приятную вещь.
Для разговора со священником пришлось дождаться ночи, когда мы будем уверены, что он останется один, и нам никто не помешает. Дом молчал, погруженный в темноту: Радульф, Годфруа и Филипп спали внизу в зале, а дамы после возвращения из города сразу ушли в свои покои, так что мы их почти не видели. Пожалуй, это было к лучшему, потому что я не знал, как смогу разговаривать с ними сейчас, зная, что сделал Мале. Если мы окажемся правы, и он стал предателем, как я должен буду сказать им об этом?
Ночь была беспокойной, за стеной выл ветер, дождь стучал во дворе. Мы стояли за дверью, ведущей в комнату капеллана: Уэйс, Эдо и я, все опоясанные мечами. Было так темно, что я едва мог разглядеть их лица, хотя они стояли на расстоянии вытянутой руки от меня. Их рты были плотно сжаты, мы не были настроены беседовать. Никто не хотел делать это, по правде говоря, и я тоже, но у нас уже не было выбора.
Я кивнул им и положил руку на дверную ручку. Насколько я мог видеть, в двери не было ни замка, ни внутреннего запора; она не была заперта и открылась легко, без звука.
Комната была маленькой и скудно обставленной, в отличие от почти королевской роскоши спальни в Уилтуне. Гилфорд лежал на своей кровати, завернутый в одеяло, его голова утопала в набитой соломой подушке. Я вошел медленно, стараясь не шуметь. Стены в доме были тонкими, и я не хотел разбудить остальных его обитателей. Рядом находилась комната Вигода, а с другой стороны располагались женские покои.
Я коснулся плеча Гилфорда; он хмыкнул и попытался перевернуться на другой бок, держась за одеяло, но я сорвал его. Он был одет в одну рубаху.
— Просыпайся, — сказал я, тряхнув его еще раз. Теперь грубее и настойчивей.
Он пошевелился, все еще пытаясь нащупать руками одеяло, но его глаза уже были открыты.
— Танкред, — сказал он, глядя на меня мутным взглядом. Он посмотрел на Эдо и Уэйса, стоявших рядом. — Что случилось?
— Мы знаем, — сообщил я, — О твоем господине и Эдгите, и о том обещании, которое он ей дал.
— Что? — он резко сел на кровати, оглядывая нас троих. — Что это значит?
— Что он ей пообещал, Гилфорд?
— А почему я должен вам это рассказывать? — ответил он, начиная вставать. — Я не потерплю допросов.