Верный меч (ЛП)

Я подошел к двери и приоткрыл ее как раз, чтобы высунуть голову и оглядеть монастырь. Облако закрывало луну, что было очень кстати, так нас труднее было заметить. В этот момент я увидел выходящую из дормитория циркатриссу, она несла фонарь в руке, с пояса свисала тяжелая связка ключей. Если я хорошо помнил устройство монастыря в Динане, то на восточной стороне должна быть дверь в дом настоятельницы. Потом монахиня должна будет проверить церковь. У нас оставалось не так много времени.

Я смотрел, как она идет вдоль стены в направлении дома аббатисы, отпирает дверь и входит внутрь. Надо было бежать сейчас, это был наш шанс.

— Идемте, — прошептал я, давая Эдгите сигнал следовать за мной. Дверь открылась плавно, без звука, и я поспешил вниз по ступеням, Эдгита не отставала ни на шаг. Я заметил, что она обута, так что могла бежать по камням быстро.

— Скорее, — сказал я, направляясь к арке, через которую мы вошли в монастырь.

Она коснулась моего рукава.

— Лучше сюда, — ответила она и направилась прямо по траве к дормиторию.

Я немного поколебался, но понял, что чем дольше мы будем ждать, тем скорее нас обнаружит циркатрисса с фонарем.

Я пошел за ней, заледеневшая трава больно жалила босые подошвы ног. Дверь дормитория не была заперта, и мы проскользнули внутрь, слыша за спиной звон ключей. Окрика не последовало, нам повезло. Я взглянул на Эдгиту, но она уже поднималась на нижние ступени лестницы, ведущей в ее покои.

— Миледи… — начал я, пытаясь говорить тихо.

Я знал, что нам угрожает не только циркатрисса, бродившая снаружи, но и монахини в соседней комнате.

— Нет, — прервала она меня. — Я не могу больше рисковать. Я должна идти.

— Я хотел бы поговорить с вами позже, — предложил я.

Она покачала головой.

— Больше не о чем говорить. Не осталось ничего, что я хотела бы сказать тебе или Гилфорду. Передай письмо своему господину, он поймет, что это значит. Больше я ни о чем не прошу.

Она казалась удивительно маленькой и хрупкой, хотя я знал, что она не была старой или немощной. Мне было жаль ее, но я ничем не мог помочь.

Я почувствовал сухость в горле и сглотнул.

— Я не могу ничего обещать.

— Знаю, — ответила она, и на ее лице появилось выражение покорности. — В конце концов, ты всего лишь один из его людей.

Она повернулась и без единого звука или взгляда назад поднялась по лестнице. А потом она исчезла с лестничной площадки, ее коричневая ряса растворилась в темноте. Эдгита, вдова Гарольда.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Мне пришлось подождать, пока циркатрисса снова не скроется в одном из зданий, прежде чем пройти через двор обители. Со времени моего ухода из дома прошло, вероятно, не больше получаса, хотя казалось, я отсутствовал гораздо дольше. Уэйс и Эдо ждали меня в зале.

— Где ты был? — спросил Уэйс.

— Пойдемте туда, где нас не подслушают, — сказал я им. — Тогда я все вам расскажу.

Я не был уверен, что стены и полы здесь достаточно толстые, и смогут защитить нас от любопытных ушей.

Мельница находилась почти рядом, туда мы и пошли — достаточно далеко и от дома и от обители, чтобы никто нас не увидел и не услышал. Дверь оказалась не заперта, и я открыл ее одним толчком. Вдоль стены были грудой свалены мешки, из некоторых просыпалось зерно. Темные тени крыс метнулись в стороны, когда мы вошли внутрь.

— Не тяни, Танкред, — сказал Эдо. — Скажи нам, что здесь происходит?

— Это была Эдгита, — ответил я. — Она оставила вот это. — я достал свиток из-за пояса. — Я догнал ее у церкви.

— И что она сказала? — спросил Уэйс.

— Ничего определенного. Она говорила о своем муже Гарольде. И что Мале предает его память.

Эдо прищурился.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не знаю, — сказал я. — Похоже, он когда-то дал ей некое обещание, хотя она ничего толком не объяснила. Обещание, которое он не сдержал.

— Значит, мы были правы, — пробормотал Уэйс, поднимая бровь. — Он был с ней в сговоре.

— Вот только она сказала, что больше не хочет иметь с ним никаких дел, — ответил я.

— Вчера она назвала его nithing, — задумчиво добавил Эдо. — То есть полным ничтожеством, пустым местом. Это одно из худших оскорблений у англичан.

Я тоже задавался вопросом, что это могло значить. Гилфорд сам обругал нас этим словом, накануне прибытия в Уилтун. Вот, значит, как он о нас думает? Я попытался выкинуть это неприятное открытие из головы: сейчас у нас были дела поважнее.

— Не понимаю, как Мале может оказаться предателем, — сказал я. — Если он и давал ей какие-то обещания, то сейчас совершенно ясно, что для него они ничего не значат.

По крайней мере, его письмо не содержало ответа, который она желала получить. Так что же он должен был ей рассказать?

— И все же, — возразил Уэйс, — как мы можем быть в нем уверены, пока они передают друг другу тайные письма?

— Есть только один способ, — Эдо кивнул на свиток в моей руке. — Открыть и прочитать.

Уэйс кивнул.

— Согласен. Это единственная возможность узнать все наверняка.

— Вы тоже самое говорили о письме Мале, — возразил я. — И все равно ничего не поняли.