Верный меч (ЛП)

Я не считал, что должен рассказать Вигоду все, что мы узнали ночью. Было слишком рано, и сомнения все еще бродили у меня в голове. Я был уверен, что Гилфорд что-то скрыл от нас, хотя и не мог понять, что именно меня беспокоит.

— Всему есть объяснение, — сказал я управляющему. — И я обязательно найду его.

— Я надеюсь, что так и случится, — торжественно ответил он, и заторопился дальше.

Я решился подняться наверх к семейным покоям, которые находились в дальнем конце галереи. Дверь была оснащена прочным железным замком, а на концах притолоки вырезаны цветы с широкими лепестками.

Я постучал, открыла Беатрис. Ее лицо было слишком усталым, словно она плохо спала. Волосы свободно падали на плечи, и это застало меня врасплох. Но, с другой стороны, она была в своем доме, в собственной комнате, где у нее не было необходимости покрывать голову платком.

— Входи, — сказала она.

Я вспомнил наш последний разговор, ее поцелуй на моей щеке, и вдруг та же дрожь пронизала меня.

Попытавшись выкинутьвоспоминания из головы, я вошел и очутился в небольшой комнате. В открытые ставни дул легкий ветерок, и я слышал доносящиеся со двора мужские голоса. На стене висел яркий гобелен, изображающих охотников с кабаном: мужчины на лошадях опустили копья и готовились спустить собак, в то время как другие с луками ожидали возможности выпустить стрелу. На полу тоже лежал вышитый ковер, а в другом конце комнаты два резных стула стояли на страже перед двустворчатой дверью.

— Твоя мать здесь? — спросил я.

— Она все еще в постели, — ответила Беатрис. — Очень волнуется за отца.

— Как и все мы, миледи.

Мне не хотелось думать, что она могла сказать, если бы знала, как я пытался обвинить его в сношениях со вдовой Гарольда и в заговоре против короля.

— Она несколько дней страдает от болей в желудке. А с тех пор, как уехал Роберт, она почти не спит по ночам и с каждым днем ест все меньше и меньше. Она уже несколько дней не выходила за порог своей комнаты.

— Я уверен, что теперь Гилфорд позаботиться о ней. — Слова с трудом шли с языка. Я больше не был уверен ни в чем, когда дело касалось священника.

— Я знаю, — ответила она.

— Ты знаешь его давно, не так ли?

— Почти всю жизнь, — сказала Беатрис. — Он начал служить отцу, когда я была совсем молодой.

— Насколько молодой?

— Пять или шесть лет, — она с любопытством смотрела на меня. — Не больше. Почему ты спрашиваешь?

— Что ты помнишь о нем с тех пор?

Она нахмурилась в ответ на мой вопрос.

— Я не понимаю тебя.

— Пожалуйста, — сказал я. — Я хотел бы знать.

Мгновение она колебалась, опустив глаза, но потом кивнула.

— Он часто заботился обо мне, когда я была маленькой, а отец был в отъезде, — сказал она. — Он учил меня многим вещам: говорить по-английски, читать на латыни, играть в шахматы. Даже когда я стала старше, он всегда готов был выслушать все, что я хотела сказать, всегда оберегал меня.

— Значит, ты доверяешь ему? — спросил я.

Она смотрела на меня, как на сумасшедшего.

— Я мало кому доверяю больше, — ответила она. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что он англичанин.

— Как и многие люди моего отца, — отрезала она, повысив голос. — И как его собственная мать, ты должен знать это.

Она продолжала требовательно смотреть мне в лицо, но я не отвечал, и в конце концов она отвернулась к открытому окну, глядя во двор на людей и лошадей. Ветерок перебирал ее волосы, блестевшие как золотые нити; ее грудь мерно поднималась и опускалась при каждом вздохе.

— Я вижу, ты снова уезжаешь, — сказала она.

— Мы должны ехать, чтобы догнать армию короля, прежде чем он достигнет Эофервика.

Она отошла от окна, снова повернувшись ко мне лицом.

— Пообещай мне, что сделаешь все возможное, чтобы помочь моему брату и спасти моего отца.

— Это мой долг, миледи.

— Послушай меня, — быстро сказала она. Ее щеки покраснели, но она отважно удерживала мой взгляд, пока я смотрел на нее, ожидая, что она скажет. — Роберт храбр, но он может быть безрассудным. Он хороший всадник, но у него мало опыта сражений. Ему понадобится твоя помощь. Я хочу, чтобы ты лично охранял его от всякого вреда.

Я хотел объяснить ей, что в сумятице битвы, среди врагов, почти невозможно следить за другими. Если ее брат не мог постоять за себя сам, я мало чем мог помочь ему. Но она не захотела бы понять это.

— Я постараюсь миледи.

Она выглядела не очень довольной, но таков был единственный ответ, который я собирался ей дать.

— В Эофервике мой отец просил тебя взять нас под свою защиту, — сказала она. — Теперь я прошу тебя сделать то же самое для Роберта. Я своими глазами видела твое мастерство. И я слышала от отца, как ты сражался при Гастингсе и спас жизнь своего лорда. Я хочу, чтобы ты служил моему брату так же честно и преданно, как служил графу Роберту.

Честно и преданно, с горечью подумал я. После всего случившегося в последние дни, у меня была причина сомневаться в этом.

Беатрис выжидающе смотрела на меня. Это был взгляд ее отца, подумал я: уверенность, с которой она держалась; сила воли, которая восхищала и смущала меня.

— Ты клянешься? — спросила она.