Верный муж

Муж спокойно выслушал ее жаркий монолог, а потом ответил:

– Смог, и запросто. Без всякого зазрения совести. И спать буду замечательно, не сомневайся! За ошибки свои, Надя, я всегда платил сам и помощи ни у кого не просил. На ошибку, моя дорогая, имеют право все, ты говоришь верно. Но ошибки в его возрасте и с его жизненным опытом непростительней вдвойне. А насчет предательства – так вот здесь ты не права. Он сам предал всех и сразу – всех своих жен, подруг и, кстати, детей. Всех, кто был рядом с ним в тяжелейший момент его жизни. Пусть выкарабкивается сам. Сашка живуч как таракан, ты уж мне поверь! Как-нибудь пристроится – еще лучше прежнего. А что касается денег – вот как ты думаешь, с чего бы он их нам отдавал? И как долго? А мне они с неба не валятся, ты вроде бы в курсе. Я и в командировки мотаюсь, и дополнительные проекты делаю, и на свои «мужские увлечения», вроде спиннингов и чешских палаток, деньги не бросаю. Веденский жил всегда для себя и ни в чем себе не отказывал. А я пахал, потому что семья, дочь. А его, такого замечательного, волновали его дети? Кто что ест, кто на чем спит? Так что пусть почешется – может, впервые в жизни. А у нас в планах покупка новой машины, если ты помнишь, на которую мы с тобой, дорогая, копили не один год. – Григорий Петрович вышел из комнаты и хлопнул дверью.

Надя села, подперла горящее лицо руками и подумала: а ведь он прав! Прав ее разумный и справедливый муж. На все сто! Или все же не прав? И почему она сомневается?

Сашка Веденский, кстати, не пропал – сошелся по новой с какой-то старой женой, вроде бы третьей по счету, заселился в ее трешке в Мневниках, устроился на работу в НИИ геологии на приличную зарплату (протежировала бывшая любовница) и продолжал ездить на рыбалку и ходить в походы. Вот так.

«Кладбищенские» встречи больше не повторялись. На даты рождения и смерти родных Надин муж ездил в Востряково один.

И что получается? Муж опять оказался прав – вот что получается. И когда у Веденского все устроилось, Григорий Петрович с насмешкой посмотрел на Надю и спросил:

– Ну и стоило все это твоих переживаний?

Милая моя! Вот что ты рвешь себе сердце? Ведь и так было все понятно – абсолютно все! Все эти «люди» – кавычки неспроста – одним миром…

А что ты надеялась увидеть? Это люди потребления. Они уверены в том, что им все – все – должны или обязаны. И они нисходят до нас, простых смертных. Ты говорила, что он другой и отличается от всех других прочих. Наивная! Там, у власти, не могут оказаться другие.

Другие во власть не пойдут – сгорят от стыда прямо на старте. И его «образованность и интеллигентность» ты разглядела только потому, что тебе очень этого хотелось, ты уж прости. И то, что он читает книги «наших» с тобой писателей, не исключает того, что, имея над ними власть, он стер бы их в порошок – как его коллеги. И по поводу квартиры… Смешно! Неужто ты и вправду поверила? Починить канализацию и заставить повесить у твоего дома фонарь – достаточно одного звонка в жилконтору. Не сложно.

Забудь и посмейся – вот лучший способ излечиться от этих «страданий». И не бросайся на Наташу. Все понимаю, она бывает невыносима, но… Почаще вспоминай про ее жизнь – рождение в ссылке, психически неуравновешенная мать, сломленный отец, его пьянки. А еще голод, барак, ненависть местных.

И ее «девство» – тоже отпечаток на физическом и психическом здоровье. Терпи! Преданнее ее никого нет.