Верный муж

На помойку была выброшена вся Сашкина многочисленная и безалаберная семейка – со всеми женами и даже детьми.

Все обиделись и общаться с Веденским перестали. Такого в их мощной и сплоченной организации еще не было.

Благоволила Галочка только к Наде и Григорию Петровичу – благополучная семья, приличные люди. Мечтала дружить домами.

Но Гриша – вот ведь странность – совсем такому положению вещей не обрадовался. Казалось бы, все как он другу всегда желал: заботливая жена, покой, порядок, можно сказать – уют, пусть нелепый, колхозный. Пироги и борщи, глаженые рубашки. На тумбочке цветной телевизор. Однако Сашке он сразу сказал:

– Ты влип, братец! И влип серьезно. Не вздумай ее прописывать – пропадешь ни за грош.

Сашка отмахнулся:

– Ты ее совсем не знаешь! Таких, как она… – он махнул рукой, – просто нет на белом свете. Она меня подняла, понимаешь? Только благодаря ей!..

– Таких, как она, я как раз знаю. И на белом свете такие имеются, не сомневайся.

Сашка обиделся:

– Да она замечательная!

– Повторишь мне это через пару лет. Или раньше, – кивнул Григорий Петрович.

Через год Сашка ходил уже без палочки. Впервые в жизни наел лицо и надел пиджак. Но прежний Веденский, тот самый, веселый, беззаботный, остроумный и свободный, исчез без следа.

Такая в глазах печаль, такая тоска…

Ни в какие походы, горы, рыбалки и сплавы Галочка его, разумеется, не отпускала. Вроде все логично – какие альпинизм и байдарки после такой травмы!

Только Сашка медленно закисал, пока окончательно не впал в тяжелейшую депрессию. Два месяца он не вставал с дивана, почти не разговаривал и почти ничего не ел. Галочка объявила, что будет кормить его через зонд. Тогда он замахнулся на нее:

– Да пошла ты!

Она немедленно вызвала психиатричку и объявила, что муж бросается на нее с ножом и грозится спрыгнуть с балкона.

Сашку увезли в Алексеевскую. Галочка навещала его регулярно. Возила фруктовые детские пюре в стеклянных баночках и протертую свеклу – «для стула», как объясняла она.

Сашка умолял ее забрать его из больницы. Галочка отвечала, что все делается для его же блага. Он бросался на нее с кулаками и кричал, что ее ненавидит. Она скорбно поджимала губы и вызывала санитаров. Сашке вкалывали очередное успокоительное, он обмякал и спал по трое суток.

Про то, что Веденский в дурдоме, его родня не знала, а у Нади с Григорием не было ни телефонов, ни адресов его многочисленных жен и детей.

Надя умоляла мужа поговорить с врачами. Тот долго упирался, но все же поехал. Врач подтвердил – у Веденского сильная депрессия и даже маниакально-депрессивный психоз. Боится, что жена его отравит, а ведь она поставила его на ноги! Видеться с ней не хочет и передачи ее есть отказывается. И куда такого? Домой? А ведь он еще и агрессивен! Уже была попытка нападения на супругу.

Гриша попытался объяснить ситуацию. Рассказать про Галочку в том числе. Мрачно пошутил:

– Вы бы, доктор, эту самую жену зарезали бы гораздо раньше. И я, кстати, тоже.

Врач развел руками:

– Почему я должен верить вам, а не Галине Васильевне? Опытному медику, кстати! И заботливой супруге. Я вижу симптомы и не привык доверять пустым разговорам.

Месяцев через восемь каким-то непостижимым образом Галина Васильевна, опытный медик и «заботливая супруга», выписала Сашку из квартиры.

Надя все-таки нашла тогда через общих знакомых Сашкину первую жену, и из психушки его вытащили. Узнать Веденского было невозможно: призрак, скелет, обтянутый сухой серой кожей. С мертвыми глазами и заторможенными движениями.

Кормили его с ложки. Все снова закрутилось, завертелось, и через полгода Сашка начал приходить в себя.

От судов с Галочкой он категорически отказался, как его ни уговаривали. И доверенности на подачу заявления в милицию и прокуратуру тоже не дал.

Жил он то у одной жены, то у другой, то у старшей дочери, то у сына. Как-то всем миром его приодели, а вот с жильем была полная беда…

Сашка мечтал о своей «комнатухе». Говорил, пусть будет каморка в пять метров, чтобы только никому не в тягость. И так с ним намучились – не приведи господи. И виноват перед всеми, и у всех своя жизнь. И хочет всех «от такой сволочи, как он» освободить. Тогда он и обратился к Григорию Петровичу, школьному другу, с просьбой ссудить его деньгами на покупку кооператива – крошечной квартирки или комнаты где угодно, в самом отдаленном районе, любой этаж, любые условия.

А Надин муж ему отказал. Сказал:

– Наворотил дел – расхлебывай. Все отвечают за свои поступки. Тебя, кстати, предупреждали. Все. И я в том числе.

Сашка ничего не ответил, молча кивнул и ушел, как побитая собака.

Надя тогда, может, впервые в жизни перешла на крик:

– Это же твой единственный друг! Ваши родители лежат рядом на кладбище! Он столько пережил! Как ему досталось, не приведи господи! Да, виноват, ошибся! А разве он не каялся? Нельзя же так добивать человека! К тому же у нас ведь есть деньги! Как раз хватило бы на первый взнос! Разве человек не имеет права на ошибку? Ты же его предал! Как ты мог отказать ему! Как ты сможешь спокойно спать после этого?