Шурка опять не стерпел:
– Что ж только один? Теперь за меня строп нагрузи.
Но в общем-то до всех дошло, что Димка не одному Алику дал передохнуть, но и нам тоже. И маленький урок он нам дал…
Не заметили мы, как и погода переменилась, палуба уже не жёлтая была от солнца, а серая, и по волне пошли гребешки. А мы ещё только один стакан выгрузили, верхний. А их в обоих трюмах по четыре.
Не замечали мы, что вокруг делается – кто ещё там подходит к базе, кто отчаливает. Раз только, я помню, вышла какая-то задержка, и я разогнулся, поглядел на море. Там, среди зелёных гребней, шёл куда-то баркасик с подвесным мотором – красненький борт и белая рубка, а в корме сидели двое, молодые, с рыжими бородами, и глядели на нас. Куда они шли? А бог весть куда, в море. И не знал я, на сколько у них горючего хватит для этого моторчика и был ли у них ещё парус с собой, но их-то это не заботило, и я подумал – да уж, наверно, дойдут куда хотят. Главное – идти куда хочется. Может, и мне вот так – смотаться сейчас на базу и на ней вернуться в порт, а оттуда, не задерживаясь ни на час, на поезде в Россию, хотя бы в Орёл к себе поначалу… Что меня держит – неужели вот эта бочка?
Тут же мне про неё напомнили, толкнули в спину.
– Кати, чего стал!
И я забыл про этот баркасик.
Небо темнело понемногу, и ветер свежел. В этих местах погода меняется быстро, в полчаса штиль кончается и разводит мёртвую зыбь.
Со следующим стропом какая-то задержка вышла. Ухман нам крикнул:
– Ступайте отдохните, я покричу.
Шурка с Серёгой в самый кубрик сошли, сели за свои карты. Остальные на трапе устроились, кто повыше, кто пониже. А я – на самой верхней ступеньке, следить, когда ухман появится.
– Не разгрузимся сегодня, – сказал Ванька Обод. – А я к врачу не попаду до вечера.
– Так вали сейчас, – Алик сказал.
– «Вали»! А кто мне тогда эту рыбу засчитает? Вдруг он мне с этого дня бюллетень выпишет.
– Разгрузились бы, – сказал Димка. – За три часа бы разгрузились, если б с «голубятника» на подвахту вышли.
– А кому это надо, – Ванька спросил, – чтоб за три часа? Им трое суток погулять охота на базе. А сразу разгрузишься – тебя и погонят на промысел.
– Но можно же и по-другому, – сказал Алик. – Всем дружно поработать день, а потом всем гулять двое суток. Это было бы справедливо.
Ванька даже закашлялся от смеха.
– Вот ты человека ограбишь, а тебя засудят, и ты тоже будешь говорить – несправедливо?
Алик удивился.
– Что за логика?
– Не понимаешь, салага? Вот ты на СРТ подался. Почему на плавбазу не пошёл, там тоже матросы есть? Или – в берегаши? Потому что дикари вчетверо больше получают. Значит, за рублём погнался? Так чего ж тут несправедливого? Ты и должен уродоваться, как карла. А они там, с «голубятника», гулять в это время будут, водку пить, с бабами спать. Потому что дипломы имеют, а ты – не имеешь. И ты хоть упади на палубе, они тебе руки не подадут. Хотя нет, подадут – вставай и дальше уродуйся. Всё справедливо!
Алик примолк, только усмехался про себя.
Ванька спросил:
– Понял теперь, салага, как она ловится, селёдочка?
– Приблизительно.
– Вот, когда совсем поймёшь, ты её и жрать не захочешь. Если б все знали, как она ловится, она б у них колом в горле стала!
– Лучше пусть не знают, – сказал Алик.
Ванька согласился:
– Это ты верно, салага. А то её и покупать не станут.
С базы позвали:
– Эй, на «Скакуне»!
Я выглянул. Там стоял Жора-штурман.
– Шалай, позови там салагу.
– У нас их двое.
– Любого.
Димка полез.
– Ну, как там Шакал Сергеич? Горит синим пламенем?
– Голубеньким пока. Тут он мне цидульку выкинул в иллюминатор. Решил на свободную тему писать. Вот… «Радуюсь я, это мой труд вливается в труд моей республики».
– Прелестно! – сказал Дима. – Пускай насчёт вдохновения подзальёт, насчёт творчества.
– Это он подзальёт. Он вот спрашивает – «вдохновение» через «а» пишется или через «о»?
– Вдох! Второе – тоже «о».
– Ясно-ясно.
Жора ушёл. Через минуту опять крикнули с базы:
– Строп идёт!
Небо стало тревожное, тёмное, поднялась зыбь. Ветер её гнал к Фарерам.
Ванька постоял в капе, поёжился.
– Шторм, ребятки, будет.
– Ну и пускай, – сказал Алик, – отдохнём хоть.
– Дурак, это тебе не промысел. Там – пускай, лежи себе в койке. А тут тебя каждый час будут к причалу гнать. Чуть просвет – подходи выгружайся. Ни сна тебе, ни работы. Так неделю поуродуешься, тогда и скажешь – пускай.
Ещё мы нагрузили стропов десять и опять вернулись в кап. На базе уже наши бочки не успевали укладывать, много их на борту скопилось. В обычные дни это не страшно, а теперь и базу качало.
Ванька опять помрачнел:
– И завтра не выгрузимся. И послезавтра.
– Тебе-то куда спешить? – я спросил. – Всё равно в порт уйдёшь.
– Вот и не всё равно. Эта база только три дня простоит. А там жди другой.
Откуда он это выведал? Но уж, наверно, выведал, если заранее думал когти рвать. А мне всё баркасик мой не давал покоя. И то, что я Лилю так и не увижу.
– Неужели три дня? – я спросил. – Да, не успеть нам с тобой на базу…
Ванька ко мне придвинулся.
– Ты чего? Может, на пару спишемся? Чего ты тут не видел?