Верный Руслан. Три минуты молчания

Однажды я за него на руле отстоял. Он себе палец поранил ржавым обручем, и загноилось, вся кисть начала опухать. И он на штурвал отказывался идти, а все на него орать начали, что у нас тут не детский сад. Дрифтеров помощник Гена даже потребовал, чтоб он повязку размотал и всем показал, что у него с рукой. Вот это меня взбесило. А может, просто любопытство взяло – как же он отнесётся, если я за него вызовусь. И что думаете – он меня ещё больше возненавидел. Если только можно больше.

Я спросил у него – спокойно, с улыбочкой:

– Феликс! За что ты меня ненавидишь, сволочь?

Он сразу ответил, как будто моего вопроса ждал:

– А добрый ты. Умненький. Вот за что. Я б таких добрячков безответственных на мачте подвешивал. По вторникам.

– За шею?

– За ноги. Пусть повисят, посохнут. А то у них всё в башке перевёрнуто. Не видят, на чём земля стоит.

– На чём же она стоит?

– На том, что все суки. Каждый по-разному, но – сука.

– Так. И этот, который рыбки попросил? Что ты про него знаешь?

– То же самое. Он и хотел, чтоб ты свою бочку распечатал. Ему свою на базе лень распечатывать. Он эту падаль всё равно бы выкинул, а пошёл бы клянчить с другого траулера.

– Понятно. А салаг ты всё же не так ненавидишь, как меня.

– Салаги – мне что? Они отплавали да уехали. А ты свой, падло. Всё время перед глазами будешь.

– Не буду. Рейс как-нибудь доплаваем, а больше ты меня в море не увидишь – при всём желании. Ну, приятного аппетита.

– Уматывай.

Стропа всё не было, мы сели на бочки перекурить. Ванька Обод подсел ко мне и зашептал:

– Я чего придумал. Я сразу две справки попрошу. Скажу – у тебя то же самое, в точности. Выпишет он.

– Кто выпишет?

– Да Володька же Святой. Ты на голову когда-нибудь жаловался?

– Нет, пока ни разу.

– Вот и зря. На голову никогда не мешает пожаловаться. Когда-нибудь да пригодится. Ушиб какой-нибудь был?

– Что-то не помню.

– Дурак, а кто это проверит? Говори – был, с тех пор не сплю нормально, трудоспособность резко понизилась. Не хочу быть для товарищей лишней обузой.

Честно говоря, не хотелось мне в эти игры пускаться. Списываться, так по одной причине: «Не ваше собачье дело». Зачем мне это враньё, если я уже не вернусь? Он-то вернётся, я знаю, поколобродит и вернётся, больше-то он делать ни хрена не умеет. А я уж спишусь, так насовсем. Поначалу хоть в депо своё устроюсь. Мне надо по-серьёзному решаться, а не так, с панталыку.

– Ну, как? Рвём на пару?

– Нет.

– Ты ж договаривался?

– Когда это?

Он поглядел на меня с презрением.

– Э, на дураках в рай ездят. Я тебе как умному советовал, пример тебе подавал.

– Да списывайся ты один, для других не старайся.

– И спишусь! Чо думаешь, духу не хватит?

– Да ничего не думаю.

– Оно и видно. Думал бы, дак…

Он не договорил, пошёл от меня. Совесть его, что ли, заела, что он нас покидает?

С базы крикнул ухман:

– Эй, бичи, провизию принимайте!

Кандей Вася вывалил за борт на штерте мешок и коровью ногу. Он уже был хорошо весёлый, наш кандей. Рядом с ним дрифтерова голова появилась и «маркониева». У всех того же цвета рожи, что у коровьей ноги.

Дрифтер взревел:

– Полундра, сети кидаю!

Восемь тюков зелёных покидал, из сизаля, и две белых, капроновых.

– Эти ко мне в каюту несите.

Ясное дело, в порядок он их не поставит. Он их как-нибудь поприжмёт до порта, выгадает на штопке-перештопке, а эти дружкам подарит для перемётов. Да и ни к чему их в порядок ставить – капроновые долго не рвутся, но зато рыбу режут до крови, и другая рыба не идёт в ячею, боится.

Кандей Вася смайнал свой груз и предупредил:

– Сухофруктов хоть полмешка оставьте, больше не дадут.

– А нам больше и не надо, – Шурка уже туда руки по локоть запустил. – Ты за нас выпил, мы за тебя хоть закусим.

«Маркони» с фильмами сам пожелал спуститься. Я помог ему дотащить коробки до салона. Вдруг он остановился, хлопнул себя по лбу.

– Сень! Совсем выпало. Тебя ж там одна девка спрашивает. Постой… Лиля её зовут. Ну точно, Лиля! Их там трое при Гракове, молодые специалисты. Хочешь – устрою свидание?

Я укладывал коробки в рундук, читал названия и молчал.

– Слушай! – сказал «маркони». – Я же передатчик аварийный должен сдать на проверку. Барахлит. Ну, скажу, что барахлит. Мне же его одному не стащить, ты поможешь.

– А кто на палубе останется?

– Незаменимых, Сеня, у нас нет!

– Это точно, а шорох всё равно поднимется. У нас уже двое незаменимых сбежали.

– Что ж делать? Надо придумать чего-нибудь.

Пока он придумывал, с базы опять крикнули:

– Строп идёт!

Мы его нагрузили, потом ухман подал сетку для «маркони». Я его подсаживал.

– Чего передать? – он спросил.

– Привет. Больше ничего.

– Так мало, Сеня? Нет, я всё-таки придумаю.

Он ехал вверх и держался одной рукой, а другой мне помахивал. Ухман его выматерил и втащил за пояс.

Качало уже чувствительно, и строп мотался над всей палубой, от мачты до мачты. Мы ждали, что прекратят разгрузку, – кранец взлетал выше борта. Но успели всё-таки выгрузить один трюм. Половина работы. Шурка подмёл там веничком и вылез.

– Стоп, ребятки, – сказал ухман. – Отдохните пока. Сейчас решают – может, вам отойти.