Верный Руслан. Три минуты молчания

Долго я не мог понять – и это не в шутку меня огорчало, – чем так раздражал я левую публику, среди которой много бы- ло и друзей «Нового мира», и поклонников «Большой руды». Мне казалось, я лишь продолжил то, что было заявлено в моей первой повести, но вдруг оказалось, что её противопоставляют роману – как образец истины, которой я изменил. Высказывания – по большей части кулуарные, но и не только кулуарные, – были в лучших случаях насмешливы, как о вещи несерьёзной, не удавшейся, в худших – применялась, бывало, лексика ненормативная, и прямо-таки с пеной у рта. Оказавшись между двух огней, бываешь высечен за одно деяние дважды. Правые ругали за «очернительство», за то, что русский народ я представил быдлом, левые – за то, что я этот народ идеализирую, в чём выразился мой долго скрываемый и наконец-то обнаружившийся «конформизм» с властью. Одна взыскательная дама – из тех, о ком никогда не знаешь, что, собственно, обязывает их быть столь взыскательными и чем бы ещё, если не этой сверхвзыскательностью, они бы отличились, – углядели в романе, помимо «нападок на интеллигенцию», ещё и «один шаг до антисемитизма». Любопытно, что к этому «шагу» даже и не подберёшь глагола. Он сделан, этот «шаг»? Или его хотели сделать? Это походило на бой с тенью – если б хоть тень «еврейского вопроса» промелькнула в матросских кубриках, в диалогах моих бичей.

Фронт моих не-поклонников простёрся широко – от Софронова, поместившего в своём «Огоньке» рецензию наигнуснейшую и оскорбительную, и до… Солженицына. Да уж, до рязанского нашего кумира, которому я, с чувствами самыми почтительными, послал журнальные оттиски. Своё неприятие романа он предпочёл выразить публично – оставив письмо в открытом конверте с надписью «Г. Владимову через “Новый мир”». Возможно, входило в планы Александра Исаевича наставить новомирцев на «правильный курс». Это его право. Но тогда и моё право – привести здесь это письмо полностью:

Дорогой Георгий Николаевич!

Начал я Ваш роман просто : какая лёгкость рисунка, полёт пера, какая непринуждённость языка и жаргона! И особенно мне понравилось, что Ваш герой бросает море: вот сейчас- то он на суше хватит, голубчик, узнает, насколько здесь серьёзней.

И вдруг – он возвращается на море… И я – сразу скис: этого мне не одолеть. При нынешнем моём кризисном состоянии – особенно, да и вообще не одолеть… Даже если Вы там нащупаете (очевидно) социальные язвы – слишком много приходится платить за такелаж и солёные брызги.

Послесловие автора

Будущее (и прошлое, и настоящее) России – на суше. Рыболовный дальний флот – аппендикс, уродство из-за погубленных рек и озёр. Морская тема не может, по-моему, сказаться ни на общественном, ни на нравственном, ни на эстетическом развитии России – или во всяком случае вырастет не сейчас, а когда мы будем заселять сибирское северное побережье. Морская тема – боковой переулок, и именно поэтому я не в силах в него свернуть… Всё самое героическое, что может произойти сегодня на море, – не интересно для нашей духовной истории.

Простите! Пожалуйста, не обижайтесь!

Может быть, я не прав. Может быть, много важных открытий у Вас там дальше, но мне этого не одолеть. Для меня «Большая руда» всё равно будет на первом месте.

Крепко дружески жму руку!

Ваш

А. Солженицын