Верный рыцарь, или Ужин в городе миллионеров

– Теперь баиньки? – спросила я.

– Подожди! – Он похлопал по дивану. – Сядь со мной. Расскажи о себе: кто ты, чем занимаешься.

Где-то я об этом читала или слышала, что после секса некоторых мужиков тянет на откровения. Распространяться о себе в мои планы не входило.

– Рассказывать особо нечего. – Я скормила ему легенду, что я – секретарша в небольшой фирме. Платят мало, личной жизни – почти никакой. Вот был бойфренд и тот слинял от меня. Теперь я его разыскиваю, больно втрескалась в подлеца.

Серега слушал меня вполуха.

– Все вы бабы шлюхи, – помрачнев, изрек он. – Шлюхи и паскуды.

И здесь его прорвало. Через пару минут нефтяник из Сибири рыдал у меня на плече пьяными слезами, вспоминая свою первую любовь – некую Любку, которая не дождалась его из армии и спуталась с другим. И вот, паскуда, даже дождаться не могла, забрюхатела от другого сразу. Он пришел, а она уже с пузом и с мужиком. А он старше ее на пятнадцать лет. И он, Серега, думал с собой покончить: чуть вены себе не резал из-за б… Любки. Но один друг старый наставил его на путь истинный, взял в одну группировку крутую. Ух, и дела они творили – поверить страшно. Капиталец кое-какой сколотили… Потом Серега замолчал и икнул. Очевидно, понял, что распространяться о дальнейшем пути к нефтяным капиталам не просто лишнее, но и опасное дело. Возникла пауза. Я еще пару раз услышала о Любке, которая локти себе кусала от злости, что он выбился в люди, а она – чувиха чувихой до сих пор горбатится на заводе и живет в хрущевке. Он даже хотел подкатить к ней и шубу подарить. На память. Но потом передумал. Я хотела спросить почему, шуба несчастной Любке бы никак не помешала, но поняла, что у миллионеров свои тараканы в голове и не все их поступки можно объяснить логически.

Серега заснул у меня на груди, я осторожно положила его на диван, а сама пошла спать в соседнюю комнату.

Проснулась я раньше Сереги, но будить его не стала. Какое-то время я сидела на балкончике и любовалась видом на море. Но моя идиллия продолжалась недолго.

Серега встал и зычно поздоровался со мной.

– Привет, мордаха! Доброе утро!

– Доброе!

– Ну что – выходим?

Он выглядел поскучневшим и посеревшим. От его вчерашнего веселья не осталось и следа.

– Я буду завтракать в городе, – пояснил он. – Мне надо ехать.

– Я уже готова.

Он полез в карман и достал оттуда двести евро.

– Возьми.

– Чего? – Я вскинула на него глаза.

– Бери, говорю.

– Да пошел ты!

– Не понял?

– А здесь и понимать нечего. – Я взяла деньги и протянула ему их обратно. – Отвали!

На его лице появилось недоуменное выражение.

– Может, ты это… типа, тряпки хочешь или кольцо с брюликом.

– Ни хрена я не хочу, – разозлилась я. – Провели время и ладно. Что ты мне свои бабки в лицо тычешь. Я тебе не девочка-припевочка. Забери свои гребаные евро обратно.

– Как хочешь. – Он с готовностью сгреб деньги и сунул их в карман. – Все, птаха! Выкатываемся из номера!

Он сказал, что высадит меня в начале набережной Круазетт.

Мы проезжали мимо сверкающих витрин, и я подумала, что Светка точно бы обозвала меня полной идиоткой. Она-то еще давала мне наставления: тащить миллионера в магазин и пускать слезу, что всю жизнь мечтала об этой кофточке или браслетике. Просить надо сразу после ночи, проведенной вместе, – второго раза может и не быть. Но я понимала, что это не для меня. Вроде бы я перешагну некую грань, за которой перестану уважать саму себя. В конце концов я – это я. А Светка – это Светка. И у нас разные жизненные дороги. Не пересекающиеся прямые.

Серега остановил машину и, кивнув мне на прощание, умчался. Ночь с миллионером, о которой можно вспоминать в старости, была не такой, какой я представляла себе. Ни серенад, ни роз, ни драгоценностей. Правда, были деньги. От которых я отказалась.

В девять вечера, как штык, я была около Дворца фестивалей и вертела головой по сторонам в поисках Романа-Ромео.

Он подъехал на белом авто и кивнул мне:

– Садись! Поехали!

В машине мы молчали. Роман-Ромео задал мне пару вопросов типа «как дела» и замолчал, внимательно смотря на дорогу.

Он остановил машину недалеко от набережной и кратко кивнул:

– Выходи!

Через пять минут мы стояли у яхты, на борту которой было написано «Moon Dream» – «лунная мечта».

Я поднялась по трапу и оказалась на яхте, на которой слышался девичий визг и смех.

– Мы не опоздали? – спросила я.

– Нет. Вовремя, – сказал Роман-Ромео, пропуская меня вперед.

– А… Керкозов здесь?

– Будет чуть позже. Он сейчас в городе.

На яхте все танцевали, дергаясь под бодрые ритмы. Рядом со мной оказался толстенький француз, который попытался положить мне руки на бедра и прижать к себе. Его звали Пьер, и он ни слова не говорил ни по-английски, ни по-русски. Я уклонялась от его атак, но он настойчиво наступал. Я поискала глазами Романа-Ромео, но его рядом не оказалось. Может, он вышел на палубу?

Я увернулась от объятий Пьера и поднялась на палубу.

Кто-то зажал мне сзади рот рукой, и я не успела даже крикнуть.

– Тихо! – шепнул мне на ухо такой знакомый голос. – Ради бога! Не ори!

Макс отнял руку от моего рта.