– Спасибо, Кирилл, – язвительно сказал Грачёву Колокольников. – После того, что ты сегодня наворотил, я, по-хорошему, вообще не должен ничего тебе давать. Никаких грёбаных карточек! Ты понял?! Ты поставил под удар всё наше предприятие. Весь проект нахрен разваливается! Уговаривай теперь Харитонова как хочешь. Но чтобы в понедельник он приступил к работе. Иначе я не знаю, что с тобой сделаю.
В гостинице Сергей Харитонов не ночевал – он бродил по городу, а потом уснул на старой металлической кровати в одном из заброшенных домов. Ночи стояли тёплые, и он практически не замёрз. Проснувшись, зашёл в номер, чтобы умыться. Кирилла там не было, будто тоже не приходил.
Перекусив на скорую руку в столовой, Сергей, стараясь не столкнуться со знакомыми, дошёл до больницы, воспользовался боковым входом и осторожно заглянул в их с Кириллом кабинет. Грачёв спал за рабочим столом, положив голову на руки. Горела настольная лампа, рядом лежали стопки документов.
Сергей тихо закрыл дверь и покинул больницу тем же путём. Работать сегодня он не мог и не хотел. Он всё ещё не знал, что будет делать дальше. Не понимал, как следует поступить. Возможно, к вечеру мысли придут в порядок, и получится что-то решить.
Проснувшись, Кирилл Грачёв медленно поднял голову: болела спина, болела шея, руки затекли. Он осторожно распрямился и вздохнул: «Ну почему здесь нет нормальных кресел?!» Заметив горящую лампу, выключил её. Взглянул на бумаги – вчера Пётр всё-таки принёс карточки отца и дедушки с бабушкой. Сказал, что они помогут ему убедить Сергея.
Из документов Кирилл узнал, что бабушка болела лёгкой формой галактоземии – болезни, при которой галактоза не превращается в глюкозу, а накапливается в тканях, оказывая токсическое воздействие на организм. У бабушки галактоземия проявлялась лишь непереносимостью молока и катарактой. Но этот мутантный ген передался Михаилу Грачёву и у его потомков мог проявиться в полную силу.
У деда же была более редкая и более страшная мутация, приводящая к фибродисплазии – постепенному окостенению мышц, сухожилий и связок. Всё дело было в гене, который кодирует клеточный рецептор, получающий сигнал о том, что клетке надо превращаться в костную. В норме на клетках мышц и других мягких тканей этот рецептор отключён, но мутация его гена привела к тому, что рецептор продолжил воспринимать сигналы. Дед получил мутантный ген от своей матери и передал его сыну. В свои сорок лет он уже почти не двигался и бóльшую часть времени проводил в больнице.
Михаилу Грачёву и его детям тоже предстояло почувствовать, как тело превращается в кость. Но экспериментальная генотерапия помогла избавить Михаила и от фибродисплазии, и от галактоземии. Он родился здоровым ребёнком, что и определило его судьбу.
Прочитав записи врачебных наблюдений за состоянием деда, Кирилл ужаснулся тому, что то же самое могло произойти и с ним. Он даже и представить не мог, как это страшно, когда осознаёшь, что не можешь двинуть рукой, щупаешь мышцу, а она – твёрдая. Что чувствовал в такой ситуации его дед, Кирилл боялся предполагать. Нет, он не хотел себе такого будущего, и он был рад, что его отца смогли вылечить.
Грачёв уже больше двух часов ждал Харитонова в номере гостиницы и злился, что тот до сих пор не появился. Неужели снова не будет ночевать здесь?
Распахнулась дверь, и вошёл Сергей.
– Где ты шляешься?! – воскликнул Кирилл. – Я тебя уже ждать устал!
– Гулял, – ответил Сергей. – Голову проветривал.
– Успешно?
– Чёрт его знает, – Сергей лёг на кровать, подложив руку под голову.
– Работать-то будешь дальше?
– Не могу я, Кирилл. Вымотался за эти сутки. Как подумаю – не тянет. Апатия какая-то…
– Слушай, мы с Яриком, конечно, и сами можем программки писать, настраивать нары и управлять ими, но это всё ж таки твой проект. Не гоже тебя выкидывать из процесса в финале. Ты так не считаешь?
– Плевать… – бросил Сергей. – Хотите продолжать дело врачей из бункера – пожалуйста. Можете прямо туда и работать попроситься. Петя будет рад.