Вероломство

Походка его замедлилась, он почувствовал слабость, почти болезненное недомогание, когда вновь посмотрел на фотографию четырнадцатилетней Май Слоан. Он ни разу ее не видел. Если бы обстоятельства сложились иначе, он мог бы видеться с дочерью кузена, единственным ребенком Там. Но разве можно нарушить молчаливый уговор с матерью, Джедом и с самим собой? Незаконнорожденная дочь Джеда, девочка-полувьетнамка, не выходила у него из головы. Ничего не прощающая Абигейл Вайтейкер-Рид считала ее чем-то вроде помехи, но никак не членом семейства, И Квентин не мог найти в себе достаточно смелости, чтобы спорить с мнением матери.

Что до Джеда, так тот, кажется, был доволен добровольным отдалением от Бостона, от Вайтейкеров, от мира, который он знал с раннего детства. Иногда Квентин даже завидовал свободе кузена.

Он вновь посмотрел на фотографию, на прекрасные миндалевидные глаза Май и разъяренное лицо ее отца, и печально признался себе, что сам он никогда не подставил бы свою репутацию под удар и не полез бы в драку. Интересно, жалеет ли сейчас Джед, что угодил на первую полосу бульварной газеты? Очевидно, нет. Джед часто действовал под влиянием порыва, но умел мириться с последствиями своих поступков. Квентин всегда восхищался не только мужеством кузена, но и его способностью не оглядываться назад.

Он кинул газету в урну и зашагал к Тремонт-стрит, подставляя лицо ветру, чтобы осушить слезы. «О, Там», — произнес он сдавленным голосом и остановил такси. Ему вдруг захотелось опять на работу — окунуться в настоящее. Мама права: думать о прошлом, перекраивать его — одному, с друзьями, на страницах сплетничающих газетенок — значит мучиться и страдать еще сильнее.

«Лучше всего просто забыть», — сказал он себе. Но Квентин уже знал, что никогда не забудет.

Абигейл сорвала пожелтевший лист герани и смяла его в руке, удивляясь тому, насколько монотонной и скучной стала ее жизнь. Наверное, это расплата за волнующие приключения, которыми порадовал ее затянувшийся средний возраст. Она всегда считала, что умрет раньше, чем наступит время заниматься выращиванием герани. А ведь ей только шестьдесят. До чего безжалостна жизнь.

Выкинув скомканный листок, она разгладила на рабочем столике первую полосу газеты и принялась рассматривать фотографию Май Слоан, Симпатичная девочка — талантливая, умная, веселая. Так было сказано в коротком сопроводительном тексте. Посещает курсы лепки и гимнастическую секцию; в школе, где она учится, у нее много друзей. Марта раньше пыталась вызвать в младшей сестре интерес к ребенку; когда Май была совсем крошка, показывала ей забавные рисунки, рассказывала разные истории, но Абигейл дала ей понять, что позор, который сын Марты навлек на их семейство, не забыт ею. Пришлось быть беспощадной. Подобно большинству людей, столкнувшихся с непримиримостью Абигейл, Марта предпочла отступить. Абигейл помнила последние слова, сказанные сестрой: «Как ты можешь упрекать невинное дитя?»

«Я не упрекаю, — ответила тогда Абигейл. — Во всем виноват ее отец, и если он решил растить ребенка — пусть сам расхлебывает последствия».

Теперь она и Марта обменивались вежливыми письмами между Бостоном и Новой Шотландией. В них не упоминалось ни о Джеде, ни о его дочери, не было ни рисунков, ни бабушкиного хвастовства. Май словно и не существовало на свете, и это очень устраивало Абигейл. Она скучала по старшей сестре, и не боялась признать это. Но их отчуждение было ценой, которую Абигейл добровольно заплатила, чтобы сохранить честь и уважение, каким они с Квентином пользовались в Бостоне. И мир в семье.

И все-таки дочка Джеда не выглядела, словно чей-то стыд. Должно быть, ее племянник неплохой отец, подумала Абигейл и удивилась облегчению, которое почувствовала при этой мысли. Может быть, все и к лучшему. Квентин, вроде бы, не слишком обеспокоился бесцеремонностью прессы. С 1975 года он мало в чем изменился.

Но бедная Там, подумала Абигейл. Стало бы лучше ее дочери, если бы Там осталась жива? Стало бы лучше хоть кому-нибудь?

Абигейл хмыкнула. К чему эти бесполезные размышления? Что прошло, того не вернуть.

Она вновь аккуратно сложила газету, спрятала в карман куртки, сделала над собой усилие, надела рукавицы и возвратилась к постылым гераням. Как бы хотелось и ей иметь внуков. Если бы Квентин положил конец дурацкой размолвке с женой и зажил семьей как следует — тогда, может быть, и она не чувствовала бы себя такой беспокойной и неуверенной в будущем. Может быть, ей надо пригласить Джейн на чашку чая и использовать все свое влияние для того, чтобы примирить сына с женой?

Абигейл улыбнулась, представив, как было бы замечательно иметь внуков. Она играла бы с ними на лужайке перед домом на Маунт-Вернон-стрит, как когда-то с сыном и племянником. Она взяла бы их в свой сельский дом на Ривьере, показала бы им, как растут оливы и лимонные деревья, научила бы их собирать полевые цветы. Да, жизнь вновь стала бы прелестной — такой, какой она была тридцать лет назад.